Создание европейского сообщества было лишь одним из направлений, по которым Эйзенхауэр стремился при сохранении разностороннего участия США существенно сэкономить на сокращении численности армии и военных расходов. Особые надежды возлагались на создание термоядерного оружия (водородной бомбы) как нового средства воздействия прежде всего на потенциальных противников, но также и на союзников.
Восьмого октября 1953 года на пресс-конференции Эйзенхауэр объявил о создании в США нового мощнейшего современного вида оружия. Указав, что СССР обладает атомным оружием и «они способны совершить атомное нападение на нас», президент не стал уточнять, каково соотношение ядерных потенциалов СССР и США, фактически представив дело таким образом, что Советы обладают значительным превосходством. Точно так же не было сказано, каким образом США могут подвергнуться ядерному нападению, учитывая, что СССР тогда еще не располагал межконтинентальными ракетами. Президент явно нагнетал обстановку, чтобы получить поддержку в вопросе развития ядерных вооружений, не замечая противоречия в своих высказываниях: утверждая, что американская ядерная мощь «велика и постоянно крепнет», он в то же время открыто признавал, что эта «колоссальная сила должна быть сокращена до такого уровня, на котором она окажется полезной человечеству».
Довольно часто выступая с подобными утверждениями, Эйзенхауэр считался с мнением ведущих ученых, в частности бывшего руководителя секретного Манхэттенского проекта по созданию атомной бомбы Роберта Оппенгеймера. Как раз в это время в журнале «Форин Афферс» появилась статья Оппенгеймера «Атомное оружие и американская политика». Ученый сравнил США и СССР с двумя скорпионами в банке, каждый из которых способен убить другого ценой собственной жизни, и настаивал, чтобы американскому народу была рассказана вся правда о тех бедах, которые ядерное оружие, оказавшись в руках безответственных политиков, может причинить человечеству.
Статья произвела на президента глубокое впечатление. Он назначил Оппенгеймера руководителем группы советников по вопросам гонки вооружений (ученый уже являлся к этому времени председателем Консультативного комитета по атомной энергии). Эйзенхауэр стал подумывать над тем, чтобы откликнуться на призыв Оппенгеймера.
Однако обсуждения этого вопроса на заседаниях правительства и Совета национальной безопасности показали наличие противоположных мнений. Д.Ф. Даллес, например, оценил советские предложения о сокращении разоружений, раздававшиеся после смерти Сталина, как пропагандистскую уловку, рассчитанную прежде всего на срыв создания Европейского оборонительного сообщества, договор о котором продолжал «мариноваться» во французском парламенте. С госсекретарем был согласен и назначенный президентом на пост председателя Комиссии по атомной энергии адмирал Льюис Страусе.
Эйзенхауэр почти не знал адмирала — это был один из случаев, когда он последовал энергичным рекомендациям, в частности того же Д.Ф. Даллеса. Страусе участвовал в руководстве атомными исследованиями в годы Второй мировой войны, в обсуждении вопроса об использовании атомного оружия против Японии. Видимо, Дуайта привлек тот факт, что адмирал тогда выступил против атомных бомбардировок японских городов, предлагая взамен провести «операцию устрашения», уничтожив при помощи нового оружия искусственную цель.
Президенту не было известно, что, получив сведения о нарушениях правил секретности в Манхэттенском проекте и проникновении в штат сотрудников советских шпионов, Страусе стал маниакально придирчив ко всему, что казалось ему «раскрытием секретов» в атомной области. С легкой руки Страусса было введено понятие «личность, являющаяся риском для безопасности», в соответствии с которым власти получали право отстранять от секретных работ любого человека лишь на основании подозрения или даже доноса по поводу его высказываний или нежелательных связей.
В результате Эйзенхауэр оказался в довольно щекотливом положении. С одной стороны, он внимательно прислушивался к рекомендациям Оппенгеймера по поводу раскрытия ужасов ядерной войны, с другой — вынужден был считаться со всё новыми обвинениями, сыпавшимися из Комиссии по атомной энергии, как из рога изобилия: о небрежном отношении к государственной тайне, о работе «неблагонадежных лиц» в атомной промышленности и т. п.
Эйзенхауэр не знал, что Страусе стал враждебно относиться к Оппенгеймеру, после того как в 1947 году тот отказался стать директором Института перспективных исследований руководимого им Принстонского университета, мотивируя тем, что не сможет работать под руководством «реакционера». За этим последовал конфликт по поводу работ над термоядерным оружием: адмирал был ярым защитником этого проекта, ученый не только выступил против, но и приложил усилия, чтобы задержать его реализацию. Личные споры переросли в политическую конфронтацию: Страусе стал одним из наиболее активных проповедников курса «отбрасывания коммунизма», тогда как наивный Оппенгеймер призывал к всесторонней «откровенности», причем не только внутри страны, но и во взаимоотношениях с государствами советского блока.
Официально объявив о назначении Страусса председателем Комиссии по атомной энергии, Эйзенхауэр отвел его в сторону и сказал ему: «Моя первоочередная забота и ваша первостепенная задача состоит в том, чтобы найти новый подход к разоружению в области атомной энергии».
На первых порах казалось, что новый председатель комиссии действительно следует этому указанию. Он деятельно участвовал в разработке программы «Атом для мира», объявленной Эйзенхауэром 8 декабря 1953 года на сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Правда, Страусе не столько выдвигал новые идеи, сколько облекал в конкретные формулировки мысли, вынашиваемые президентом и его ближайшими помощниками.
Дуайт писал в дневнике: «Соединенные Штаты вполне могут позволить себе сократить ядерные запасы в два-три раза… и, несмотря на это, улучшить нашу относительную позицию в холодной войне». Он указывал, «одна авиаэскадрилья может доставить к цели бомбы такой силы, которая превышает мощность всех бомб, сброшенных на Англию в годы Второй мировой войны».
Основная идея программы, оглашенной в ООН и первоначально названной «Операция “Искренность”» (Эйзенхауэр отказался от такого претенциозного наименования, считая, что его можно счесть признанием, что во всех остальных случаях США неискренни), состояла в предоставлении всем заинтересованным государствам возможности использовать атомную энергию в мирных целях: «Если ученые и инженеры всего мира будут обладать достаточным количеством расщепляющегося материала, с помощью которого смогут развить свои идеи, эти возможности будут быстро использованы для общего, эффективного и экономичного применения».
Американский президент предложил начать работу по созданию международного органа, в распоряжение которого государства передавали бы часть своих расщепляющихся материалов, и выразил уверенность, что такой орган, являющийся прежде всего научной и производственной организацией, сможет обеспечить условия безопасности. По существу, в выступлении была заложена основа для создания в 1957 году Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ).
Но до этого должны были пройти годы. Тот факт, что советская сторона на первых порах довольно равнодушно отнеслась к его предложению, фактически заявке на выход из безнадежной гонки, явно привел к ужесточению позиции Эйзенхауэра по отношению к СССР.
