– И в чем оно?
– Я полагаю, ты должна присоединиться к нам, – сказала Танин и своим серебряным взглядом окинула Стрельца. – У нас… открылась вакансия.
И вдруг всё погасло.
– Присоединиться к вам?
Сефия не знала, плакать ей или смеяться.
– Вы убили моего отца. Вы, вероятно, убили и Нин. Почему я должна…
– Нин? – нахмурилась Танин. – Ты говоришь о женщине, искусной в изготовлении замков? О слесаре? Мы не убивали ее. Разве мы похожи на чудовищ, Сефия? Мы просто держим ее под стражей.
– Что?
– Ты хочешь с ней поговорить?
Сефия попыталась освободиться, но невидимые нити удерживали ее в кресле.
– Да! – воскликнула она, даже не успев подумать.
Глядя на Танин, Брака покачала головой:
– Ты уверена?
– Я держу их. А ты что, не можешь справиться с той?
Слова Танин прозвучали как оскорбление. Брака что-то проворчала и вышла из комнаты через дверь, почти полностью скрытую гобеленами. Стрелец сидел с закрытыми глазами, его лицо было мокро от слез.
– Стрелец! – позвала Сефия.
Тот не отзывался.
Танин откашлялась.
– Я должна тебя предупредить, Сефия. Нин могла… измениться.
– Почему? Что вы с ней сделали?
– У нее были важные сведения. Мы не могли ее отпустить.
– Какие сведения? Она же просто…
Танин покачала головой:
– Кто же, по-твоему, помог твоим родителям похитить Книгу?
Сефия молчала. А вдруг те истории, которые она рассказывала самой себе о своих родителях, ничего общего не имели с действительностью? В этих историях ее родители слагали сказки, пели ей колыбельные, прятали ее от врагов, кормили бульоном, когда она болела и лежала в постели. Они были там хорошими, добрыми людьми.
А что, если они не были добрыми людьми?
Задняя дверь распахнулась, и кого-то ввели в комнату. Кого-то в медвежьей шкуре, похожего на кучу земли, с руками, способными творить чудеса.
– Тетушка Нин!
Сефия хотела вскочить и обнять вошедшую, но она по-прежнему была прикована к креслу невидимыми узами.
– Ты жива, тетя! С тобой все в порядке?
Нин потребовалось несколько секунд, чтобы поднять взгляд. Но и когда она это сделала, ее мутные глаза смотрели, но мало что видели. Было что-то расплывчатое и неопределенное в очертании ее плеч, в том, как она перебирала пальцами.
– Это ты, моя девочка? – пробормотала она.
– Да, я. О, тетушка Нин!
– Почему ты не сказала мне, что Сефия ничего не знала о своих родителях? – сердито спросила Танин.
Губы Нин пошевелились, рот пытался что-то вымолвить, но ни одного звука она произнести не смогла. Брака заняла свой пост возле бокового шкафа и встала там, скрестив руки на груди.
– Ну, – продолжала Танин. – Скажи ей теперь.
– Я не знала, в чем они были замешаны, но знала, что это было что-то плохое, – проговорила Нин. Слова, казалось, сами соскальзывали с ее языка, словно она была неспособна их контролировать.
– Они похитили что-то важное. Что-то, что им не принадлежало. И кого-то убили, чтобы сделать это.
– Но… – проговорила Сефия – она хотела поглубже вжаться в кресло, но ей и это не удавалось.
Танин кивнула:
– Ты пыталась сделать всё как надо, но ты же ничего не знала! Не могла ничего знать.
Нин говорила сквозь зубы:
– Я помогла им попасть в Хранилище. Они собирались там что-то взять. Что им не принадлежало. Я не знаю, что. Кого-то убили. Поэтому им и пришлось бежать. А поскольку я им помогла, то, как они сказали, мне тоже следовало бежать. Бежать или умереть.
Так вот почему они ее прятали. Вот почему построили дом, похожий на сторожевую башню. И каждый день смотрели в море.
– Ты понимаешь, почему мы должны были их остановить? – мягко спросила Танин. – Ты можешь представить себе, что стало бы с Келанной, если бы все научились читать? Что будут делать люди, когда поймут, что могут делать что угодно? Они превратятся в собак и уже никогда вновь не станут людьми. Замки́ будут разрушены одним только словом. Воры и убийцы, торговцы рабами, самые отъявленные негодяи станут править в Келанне, потому что смогут использовать слово во имя зла.
Стрелец поднял голову и открыл заплаканные глаза.
– Кто, как ты думаешь, обеспечивал мир все эти долгие годы? Хранители спасают мир от Книги и, делая это, берегут Книгу от мира. Твои родители участвовали в этой миссии, но потом предали нас.
Все внутри Сефии горело; ей казалось, что кожа ее, стянутая на спине, сейчас разойдется и лопнет. Она повернулась к Нин.
– Это правда? – спросила она.
Но Нин даже не посмотрела на нее.
Танин склонилась над столом. В голосе ее зазвучали настойчивые нотки:
– Вы оба можете присоединиться к нам. Я знаю, ты не хотела убивать того человека в лесу, Сефия. Ты хорошая девушка. И ты не хочешь, чтобы это повторилось.
Осло Кант. Человек, у которого она отняла будущее. Человек, который сделал ее убийцей.
Сефия покачала головой.
Стрелец напрягся под своими невидимыми узами, но остался недвижим.
– Ты сможешь использовать свой дар на пользу Келанне, – продолжала Танин. – Ты сможешь помочь людям. Защитить их.
Сефия кивнула.
– И ты узнаешь правду.
Она моргнула.
– Какую правду? – спросила Сефия.
– Правду о том, кем были твои родители. Я бы могла рассказать тебе о тех невероятных вещах, которые они делали и которые должны были делать, выполняя свои обязанности.
Танин щелкнула застежками Книги и посмотрела на Сефию.
Правду? Правда сияла перед Сефией как яркая приманка. Да. Конечно. С радостью!
– Когда-то они были и моей семьей. Возможно, мы станем семьей вновь, но уже с тобой…
Сефия увидела себя в глазах Танин – все свои возможности – реализованные и не реализованные. Сестра, кузина, племянница. Та, кого защищают, учат и любят – так, как любили ее когда-то Лон и Мария. Или она думала, что любили – до того, как они исчезли.
И Сефия увидела Танин – сестрой, кузиной, тетушкой. Человеком, который откроет книгу и выпустит на свободу все ее секреты – как выпускают на свободу белых птиц. Танин покажет ей Библиотеку, где работал ее отец, и там они станут проводить долгие часы, обмениваясь историями о родителях Сефии: кем они были, когда их знала Танин, какой силой располагали, какова была мощь их гнева и гордости; и кем они были потом – садовниками, исполнителями колыбельных песен, любителями рассматривать горизонт в телескоп.
