— Ты дура! — выпалила она, вскакивая, и принялась ходить туда-сюда перед своим старым, видавшим виды столом. — Нет ничего прекраснее преклонения поклонников, грома аплодисментов, ощущения в ладони колючих стеблей розового букета! И очень скоро ты сама в этом убедишься! Надеешься увезти подальше внука моего мужа и уберечь от балета? Джори будет танцевать, и я не умру, пока не увижу его на сцене, где он будет заниматься тем, что ему на роду написано… или умрет!
Может ты для того рослого красавца-врача хочешь поиграть в мамочку и женушку? — осклабилась она, презрительно выпятив губу. — Ну что же… черт с тобой, Кэтрин, если тебе ничего больше не надо от жизни.
Она запнулась, и откуда-то глубоко изнутри ее гортани поднялись рыдания, сделав ее голос, до этой минуты высокий и пронзительный, снова хриплым и грубым.
— Да, давай… или замуж за этого верзилу-доктора, по которому ты сохла еще с тех времен, когда явилась ко мне со своими сияющими, точно у ребенка, глазками и свежим личиком… Иди, сломай и его жизнь тоже!
— Сломать и его жизнь тоже? — глупо переспросила я. Она все металась туда и обратно.
— Тебя что-то гложет, Кэтрин! Что-то точит тебя изнутри! Кипит ненавистью в твоих глазах и заставляет тебя стискивать зубы! Я знаю таких, как ты. Ты губишь всякого, кого с тобой сводит судьба, и да поможет Бог тому мужчине, который полюбит тебя так же сильно, как любил тебя мой сын!
Неожиданно меня будто окутал какой-то таинственный, невидимый покров, наделивший меня холодной, отрешенной уравновешенностью матери. Никогда раньше я не чувствовала себя настолько неуязвимой.
— Спасибо за то, что вразумили меня, мадам. Прощайте и всего вам доброго. Вы больше не увидите ни меня, ни Джори.
Я повернулась и ушла. Навсегда.
Во вторник вечером Барт Уинслоу возник у дверей моего коттеджа. Он оделся с особым старанием, а я была в голубом. Он улыбнулся, польщенный, что я послушалась и повез меня в китайский ресторан, где мы ели палочками, а весь интерьер был черно-красным.
— Вы самая красивая женщина из всех, с кем я знаком, за исключением моей жены, — сказал он, пока я читала выпавшую мне с заказом записку-сюрприз «Остерегайтесь необдуманных действий».
— Большинство мужчин не упоминают своих жен во время встречи с другой женщиной. Он перебил меня:
— Я — не большинство. Я лишь сообщаю вам, что вы не самая красивая из моих знакомых женщин.
Я мило улыбнулась, пристально глядя ему в глаза. Мне было ясно, что я раздражала, притягивала и более всего интриговала его. А когда мы танцевали, я поняла, что еще и возбуждаю в нем волнение.
— Что значит красота при полной безмозглости? — спросила я, приподнявшись на цыпочки и задевая его ухо. — Куда годится красавица, когда она стареет, толстеет и в ней нет больше никакой изюминки?
— Вы — самая дрянная бабенка из всех, кого я встречал! — он сверкнул темными глазами. — Да как вы смеете намекать, что моя жена глупа, стара и толста? Она выглядит очень молодо для своих лет!
— Как и вы, — заметила я с коротким издевательским смешком. Он побагровел. — Но не волнуйтесь, господин адвокат… я не попытаюсь с ней состязаться, мне не нужен домашний пуделек.
— Леди, — холодно произнес он, — вам это и не грозит. Скоро я уезжаю открывать отделение моей конторы в Виргинии. Мать моей жены неважно себя чувствует, и при ней должен кто-то находиться. Как только вы со мной рассчитаетесь, можете попрощаться с человеком, к которому вы совершенно очевидно поворачиваетесь наиболее неприглядной стороной своей натуры.
— Вы так и не назвали размер гонорара.
— Я еще не решил.
Отныне я знала, куда мне направиться: обратно в Виргинию, чтобы обосноваться где-то поблизости от Фоксворт Холла.
Теперь я могла начинать мстить по-настоящему.
— Но Кэти, — слезно взывала ко мне Кэрри, страшно опечаленная, что мы покидаем Пола и Хенни. — Я никуда не хочу! Я люблю доктора Пола и Хенни! Поезжай сама куда твоей душе угодно, но оставь меня тут! Неужели ты не видишь, ведь доктор Пол не хочет, чтобы мы уезжали? Неужто тебе не безразлично, что ты его обижаешь? Ты всегда его обижаешь! А я не хочу!
— Доктор Пол для меня очень много значит, Кэрри, и я не хочу его огорчать. И все-таки есть некоторые вещи, которые мне приходится делать. А твое место со мной и Джори, Кэрри. Пола надо избавить от стольких нахлебников, чтобы он мог найти себе жену. Ты разве не замечаешь, что мы для него обуза?
Она попятилась и уставилась на меня:
— Кэти, но он хочет, чтобы его женой была ты!
— Он не говорил мне этого уже очень, очень давно.
— Не говорил, потому что тебя уже заклинило на отъезде. Мне он сказал, что желает тебе достичь того, к чему ты стремишься. Он слишком тебя любит. Будь я на его месте, я заставила бы тебя остаться и не посмотрела на то, что тебе там взбрело на ум! — Тут она разрыдалась и выбежала из моей комнаты, с грохотом захлопнув дверь своей спальни.
Я пошла к Полу и объяснила ему, куда и зачем еду. Счастливое выражение у него на лице сменилось грустью, и глаза затуманились.
— Да, я все время подозревал, что ты ощутишь необхо-димость вернуться туда и встретиться с матерью лицом к лицу. Я наблюдал, как ты вынашиваешь свои планы и надеялся, что ты попросишь меня отправиться вместе с тобой.
— Это я должна сделать сама, — сказала я, взяв обе его руки в свои. — Пойми, пожалуйста, пойми, что я по-прежнему люблю тебя и всегда буду любить.
— Я понимаю, — просто ответил он. — Желаю удачи, моя Кэтрин. Желаю счастья. Пусть тебя ждут впереди только ясные, солнечные дни, и пусть ты добьешься того, чего хочешь, независимо, вхожу я в твои планы или нет. Когда я тебе понадоблюсь, если я вообще тебе понадоблюсь, то буду здесь ждать случая снова сделать все, что смогу. И каждую минуту буду любить тебя и скучать по тебе… Просто помни: стоит тебе захотеть, я окажусь тут как тут.
Я не заслуживала его. Он был чересчур хорош для такой, как я.
Мне не хотелось, чтобы Крис или Кэрри знали, куда именно я направляюсь в Виргинии. Крис писал мне раз или два в неделю, и я отвечала на каждое письмо, но ни словом не обмолвилась о переезде… Он сам поймет, когда увидит новый адрес.
Стоял май месяц, когда на следующий день после двадцатилетия Кэрри, которое мы отметили без Криса, Кэрри, Джори и я отбывали в путь, медленно выезжая на шоссе с аллеи перед домом Пола, куда мы заехали попрощаться. Пол махал нам, и, взглянув в зеркало заднего вида, я увидела, как он полез в нагрудный карман за носовым платком. Продолжая махать, он промокнул слезы в уголках глаз.
Хенни неотрывно смотрела нам вслед. Мне показалось, я поняла, что было написано в ее выразительных черных глазах.
Идиотка, идиотка, идиотка, если уезжаешь и покидаешь такого хорошего человека!
