Книга Большая игра - Борис Сапожников

– А он у вас крепкий парень, – вместо приветствия сказал Али, когда мы с Корнем на следующий день вернулись в его дом.

– Как он? – спросил я, также решив обойтись без словесной шелухи. Сын Авиценны был не из тех, кому важны светские условности, в то время как забота о пациенте была для него близка и понятна.

– Неплохо, никаких следов заражения. Даже удивительно, учитывая какие травмы он получил. Теперь ему главное не тревожить руку примерно три-четыре месяца и наведываться к докторам. Ну а после уже можно будет разрабатывать ее снова.

– И я буду стрелять? – неожиданно раздался голос Армаса.

Мишин лежал на носилках, которые осторожно несли двое слуг. Очевидно, лекарь видел, что мы прибыли к его дому на просторном паланкине, и отдал распоряжение принести нашего друга еще до того, как спустился к нам. Из-за кровопотери стрелок выглядел очень бледным, с темными кругами под глазами. Перевязанная рука его была заключена в конструкцию из шин, крепившихся к телу, так что Армас не смог бы ей пошевелить при всем желании. В обычном непроницаемо спокойном голосе Мишина сейчас слышались отчаянные, просящие нотки. Он не был готов закончить свою карьеру игрока, сколько бы денег ни скопил на разных счетах.

– Ничуть не хуже прежнего, – заверил его Али, – но лишь при условии, что первые месяцы будете беречь руку. Плечевой сустав у вас держится на моем честном слове.

Отчего-то я не сомневался, что честное слово доктора Али по прозвищу Сын Ибн Сины весьма и весьма крепко.

– Я сам прослежу, чтобы Армас берег руку, – заверил врача, стискивая его ладонь. – Вы спасли мне бойца, и я ценю это. Знайте, что теперь я у вас в долгу.

– Не попадайте ко мне на стол, – решил отшутиться Али, – это будет вполне достаточной благодарностью.

– Обещать не могу, – в том же тоне ответил я. – К вам, конечно, вряд ли, но в моей профессии без ран и травм редко обходится.

Слуги лекаря отнесли носилки с Армасом во двор к паланкину, и рабы понесли его к караван-сараю. Мы же решили проделать этот путь пешком. Хоть таким образом отодвинуть время перед возвращением во дворец и необходимостью проводить вечер на очередном пиру.

Вчера на выходе с арены меня перехватили граф Игнатьев с ротмистром Обличинским, лишь немного не обогнав крайне обрадованного тем, что я жив, Корня. Граф сиял будто новенький империал. Он заверил меня, что миссия наша полностью удалась, и мы отлично утерли британцам нос, и что на грядущем пиру он лично будет беседовать с Музаффаром о нормальном посольстве в Бухару. А следом обрадовал меня тем, что эмир желает видеть игроков немедленно. Встреча эта, к счастью, оказалась короткой, и я смог наконец нормально отдохнуть. Прямо во дворце я завалился на знакомую тахту и провалился в сон.

Теперь же нужно было идти на упомянутый графом пир, в очередной раз олицетворяя военную мощь Российской империи. Ей-богу, чувствую себя свадебным генералом или китайским болванчиком.

Отсрочку в этом вопросе нам подарил маркиз Лафайет. Он появился на улице перед домом доктора Али, как раз когда мы прощались с врачом. Не сказать что в этот раз я был рад видеть рыцаря, и виной тому был очередной крымский сон. Усталость стала причиной или пережитое во время схватки напряжение, но вчера я узнал о себе нечто по-настоящему важное. Особенно в свете моих отношений с Орденом.

– Завтра я покидаю Бухару, – сообщил нам маркиз, – и хочу поблагодарить вас за свое спасение и то, что помогли мне в моей миссии здесь.

– Разве вы не будете сегодня на пиру?

– Нет. Скажу по секрету, британцы весьма раздосадованы итогами переговоров, и только опасение оскорбить Музаффара отказом вынуждает их явиться на это мероприятие. Мне же предстоит как следует подготовиться к обратному пути. Теперь у Ордена имеются серьезные доказательства против ученых, проводящих незаконные эксперименты. А еще мне предстоит серьезный разговор с магистром относительно истинных выродков. Тех, кто напал на меня ночью.

Я кивнул. Если маркизу удастся убедить магистра в опасности истинных выродков и таким образом сместить внимание с товарищей Корня, то мы все будем у него в неоплатном долгу. Не говоря об Уайтчепельской бойне. Будь политика Ордена иной, гибели многих женщин, детей и стариков удалось бы избежать.

– А каким образом Флэшмен вообще сумел натравить волков на нас?

– Несмотря на свою трусость, он довольно опасный человек, имеющий связи на Востоке с самыми неожиданными людьми. И не только людьми. Чем и заинтересовал, видимо, профессора Мориарти, кем бы он ни был.

– У меня к вам одна небольшая просьба, маркиз.

– Для вас, граф, что угодно, – вполне искренне заявил Лафайет.

– Не начинайте работу по ученым, информацию о которых вы получили от Флэши, с профессора Преображенского. У меня к нему есть одно дело.

– Надеюсь, он переживет встречу с вами… – приподнял левую бровь маркиз.

– Я ничего не имею против него лично, – покачал головой я, стараясь, чтобы голос мой звучал ровно. – Мне нужно переговорить с ним, не более того.

– Это я могу обещать вам с чистой совестью, – кивнул Лафайет. Он поднялся на ноги, протянул мне на прощание руку. – Рад знакомству с вами, граф, – сказал он. – Быть может, наши дороги еще пересекутся.

На этих словах маркиз изобразил неглубокий поклон и развернулся, направившись в сторону дворца. Я же еще несколько секунд провожал его взглядом, потирая саднящую с самого утра шею. Искренне надеюсь, что высказанное маркизом Лафайетом пожелание никогда не исполнится.