— Последняя какая? — уточнил архивариус.
— Девятка. — неохотно ответил я.
— Да ты везунчик! — вскрикнул Мровкуб.
Я отвернулся. Из глаз брызнули предательские слезы. Хранитель вкуса посмотрел на меня и заулыбался. Голем вздохнул.
— Да что с вами такое? — непонимающе проговорил архивариус. — У меня вот единица.
— Он не выспался. — срывающимся голосом повторил Евлампий.
Подъемник, скрипя, поднимался вверх. Я с грустью смотрел на темную шхуну. Увижу ли я ее снова? Наверное, уже нет. Не знаю зачем, но Оливье тащит нас на арену с какой-то целью.
Я поднял голову, в прямоугольном проеме между стойками виднелось серое небо, ставшее еще темнее. Оно приближалось. А вместе с ним до меня долетал неразборчивый шум.
— Я же не закончил. — стукнув себя по лбу, простонал Мровкуб. — Две команды стартуют с противоположных сторон высокого ската съезжают и сталкиваются. Площадка внизу называется побоищем на ней, обычно, выбывает самое большое количество участников. Хотя, тут есть определенная стратегия. Формально, команда не делится на типовых игроков. На самом деле, в команде два боколома, двое шустрых и один заклинатель. Совсем забыл, стандартная команда состоит из пяти участников. Есть разные методы построения при старте…
Я пытался его не слушать. Какая мне разница, что за правила в виктатлоне. Скоро, я умру и мне будет плевать, как играют в виктатлон, сколько человек в команде, какие у них типы. Мне будет плевать на все на свете, потому что меня больше не будет и, объективно говоря, мне уже не чем будет плевать.
Вытерев слезы, я болезненно усмехнулся. Какая горькая ирония, «не чем плевать». А я так хочу, чтобы мне еще долго-долго было чем плевать.
Неразборчивый шум нарастал, постепенно превращаясь в крики, пение и свист. Как только мы достигли приемного пандуса, шум превратился в слова.
— Черно-желтые вперед!
Враг от страха обомрет!
Сойдя с подъемника, мы почти сразу встряли в очередь. Все пространство до ворот арены запрудили болельщики.
Перед нами стояли шесть магов в черно-желтых шляпах с перьями. У четверых на плечах висели яркие обручи. Двое других держали длинные медные трубы. У всех шестерых бороды и лица покрывала насыщенная лимонная краска.
— Говорят, сегодня выйдет новый заклинатель! — проговорил один из них.
— В банке болтали, талантливый чароплет. — подтвердил другой.
Перед ними бушевала группа молодых людей в щегольских желтых костюмах и черных сапогах. Они монотонно подпрыгивали и хлопали в ладоши. При этом, хором повторяя:
— Нас победа ждет всегда
И в пургу и в холода!
Маг с длинной янтарной бородой усмехнулся:
— Молодежь. — проворчал он. — Артур, покажи им класс.
Передав длиннобородому трубу, Артур сложил руки рупором и гаркнул, усиленным магией голосом.
— Синие-синие,
Все покрыты инеем!
Им победы не видать!
Тут не надо и гадать!
Они дружно заржали, а ребята в щегольских костюмах зааплодировали.
— Обожаю атмосферу веселья и взаимопонимания. — радостно проговорил архивариус.
Я вздохнул. Чего они радуется? Люди в повозках таранят друг друга. Какой в этом смысл? Пустая трата времени.
За болельщиками черно-желтой команды стояли чародеи в синих накидках. Они держали клетки с длиннохвостыми ультрамариновыми птицами. А их бороды украшали многочисленные узлы.
— Верят, что эти удавки на бородах удержат удачу их команды. — хихикнув, прошептал Мровкуб.
Хотелось ударить по его довольному, счастливому лицу. Чтобы брызнула кровь, и он застонал от боли. Я сильно зажмурился, отгоняя навязчивое ведение.
Взявшись за концы своих сапфировых плащей фанаты задрали их вверх и прогибаясь то вперед, то назад закричали:
— Черный перед, желтый зад!
Поломался агрегат!
Он не едет не летит!
Тихо помер и стоит!
Я вздрогнул. Тихо помер? Как я. Вздохнув, я взглянул вверх. Сквозь тусклую пелену облаков мелькнул клок голубого неба. Тоненький лучик солнца поманил и спрятался.
Тихо помер? Ни за что! Я мотнул головой. Ни громко, ни по-другому, я погибать не собираюсь! Я буду корчиться, цепляться за жизнь. Что со мной такое? Откуда раболепная покорность? Я не смирюсь! Заберу с собой проклятого Оливье. А еще лучше, чтобы он отправился вместо меня. А я еще пожил, продлил свое существование, как можно дольше, и не важно, что для этого потребуется. Жизнь жестока, но притягательна, и я за нее еще поборюсь!
Я посмотрел на хранителя вкуса. Он, усмехаясь, прошел мимо магов и направился к воротам.
— Посторонись! — громко крикнул он. — У нас ложа!
Болельщики расступились, с интересом рассматривая нас.
Оливье, задрав подбородок, шагал ко входу на арену, напевая себе под нос. Он купался, в направленных на него, завистливых взглядах и наслаждался своим привилегированным положением. Что же, пусть порадуется. Недолго ему осталось. Я не позволю убить себя безнаказанно, я буду сопротивляться. Я поднял голову, посмотрев в серые облака. Лазурной прорехи с солнечным светом, словно никогда не было. Ладно, пусть так. Надежда все равно осталась. Не плачьте по мне небеса, я еще потрепыхаюсь.
Дождь усилился, не поверив моим обещаниям. Болельщики перестали орать, прячась от хлынувшей воды. Черно-желтые волшебники накрылись прозрачным щитом, отражающим капли. Синие сотворили сферу, попадая на которую дождевая вода шипела и испарялась. Не обладающие магическим талантом белые скрывались под зонтами и плащами. Не взирая на непогоду, архивариус рассказывал, что существуют разные стратегии игры.
— Некоторые команды жертвуют одним шустрым, чтобы усилить защиту. Другие, наоборот, делают ставку на скорость.
Я вжал голову в плечи. Ненавижу воду, особенно, когда она льется за шиворот. Оливье продолжал мурлыкать мелодию, шагая к воротам. Почему он будет жить в моем теле, а я должен умереть? Несправедливо! А вдруг он когда-нибудь встретит Оксану. Он же даже не знает, что она предательница. А если он встретит отца? Да он вообще такое может натворить, а все будут думать, что это я. Нет уж! Его надо остановить. Осталось найти достойный выход из тупика. Я повернулся к голему.
— Какой у тебя план? — прошептал я.
— Сделаем это во время гонок. Шумно все прыгают, кричат, скачут. Никто и не заметит.
Мы подошли к воротам и голем замолчал.
Здесь не капало. Я стряхнул воду с волос.
— Проходим по одному! — скомандовал Оливье. — Ты голоден, ученик?
Я не успел кивнуть, как он продолжил:
