Книга Керченская катастрофа 1942 - Всеволод Абрамов

С высоты птичьего полета я смотрю на противоположную сторону карьера. В морщинах и ссадинах, в суровом величии и мудром спокойствии, как сказочные богатыри, возвышаются седые камни Аджимушкая. Инстинктивно я чувствую их добрую улыбку и хитроватое подмигивание: "Что, блудный сын, явился! Не мог ты не прийти к нам, кому во время испепеляющей жажды отдавал столько ласки и горячих поцелуев, не мог не прийти и еще хотя бы раз не прикоснуться к нам, к кому прижимал свое беспомощное тело, ища зашиты от вражеских пуль и осколков". В это мгновение я понял, что этот маленький клочок крымской земли, много раз проутюженный моим телом и густо политый кровью моих друзей, отныне будет для меня и всех оставшихся в живых самым дорогим и священным местом на земле. Отныне я не смогу не приходить сюда для встречи со своими боевыми друзьями, навечно оставшимися здесь. Наконец, я не смогу не приходить с сюда на встречу со своей опаленной взрывами, душимой жаждой, голодом и газами, но победившей смерть, юностью. Отныне Аджимушкай будет для нас живым Иерусалимом и Меккой, и храмом, и местом свиданий. Живые люди разучились верить друг другу на слово, а мертвые не умеют говорить. Нужна бумага, нужно много бумажек того времени, могущих рассказать и подтвердить слова живых. Но их пока нет.

Дорогой товарищ! Молодой и старый! Если у тебя чистая совесть и доброе сердце, если ты с добрыми побуждениями и бескорыстным чувством захочешь узнать правду о людях и о событиях тех далеких дней 1942 г., доверься священным камням Аджимушкая, прислонись к их могучим и добрым с шершавинкой стенам, и они поведают тебе о боевой юности, верной дружбе и беспредельной преданности Родине и воинскому долгу.[285]