Прибыв на место, они опустили американцев на землю, и Фарух запустил маячок.
— Мы свою работу выполнили, — произнес дядя. — Больше я не могу рисковать людьми.
— Спасибо, дядя, — Фарух протянул ему руку.
— Ты доверяешь им? — спросил дядя, указав подбородком в сторону долины, где последний американский самолет летел на юг.
Фарух пожал плечами.
— Я в руках Аллаха. Я доверяю ему.
Дядя кивнул, пожал руку и, повернувшись к коннице, велел двигаться на север, в горы. В этот момент оба — Фарух и Орзу — увидели колонну автомобилей, полную людей, вооруженных винтовками и гранатометами, которая неслась с юга в сторону перевала. С выключенными фарами, невидимые при свете утренней зари, грузовики были всего в ста метрах от них. Неприятель зажал Фаруха и его родственников с севера и юга. Оставался единственный путь — на запад, где находился небольшой каньон с вертикальными стенами.
— Аллах, смилуйся над нами, — пробормотал Фарух.
— Нет времени ждать милостей, племянник. — Орзу повернулся в седле и прокричал клану: — Скачем! Была — не была! Посмотрим, американцы все еще на стороне таджиков?
Больше двадцати лошадей понеслось через речку в каньон. Грузовики мчались к ним наперерез, пули визжали и рикошетом отскакивали от скал. Снаряд гранатомета взорвался за валуном, и один из братьев Фаруха свалился с лошади замертво.
Сидя, ссутулившись, за Фарухом, Гил тяжело вдыхал воздух. Он вытащил пистолет 1911, с усилием открыл глаза и повернулся, приготовившись стрелять в неприятеля.
Всадники въехали в каньон и спешились за камнями. Стрельба на минуту прекратилась: грузовики остановились на противоположной стороне реки Панджшер, и хезби стали выгружаться. Люди Кохистани заняли позицию и энергично двинулись к каньону.
Орзу командовал отрядом, расставляя бойцов по позициям. Наконец, когда все укрытия были заняты, он приказал всадникам выстроиться в две линии по двенадцать человек в каждой и стрелять в одном направлении.
Гил кричал и стучал кулаком по земле, задыхаясь от напряжения в груди, его окровавленное лицо стало синеть, губы распухли.
Кроссвайт и Фарух оттащили его к каньону и поставили его на колени у трупа животного.
— Ты умираешь! — произнес Кроссвайт, вытаскивая трубку из гидратора Camelback. — Надо прочистить легкое. Фарух, держи его за задницу!
В устье каньона в ста метрах от них опять полетели пули, снаряды гранатомета взрывались среди валунов.
— А ты знаешь, как осушить легкое? — спросил Фарух, дрожа, как собачий хвостик.
— Я видел однажды в мультфильме, — ответил Кроссвайт и сморщился от боли в тазу.
Он вытащил свой Ка-Bar и разрезал куртку Гила, чтобы обнажить пропотевшую кожу.
— Потерпи! — Он кольнул кончиком ножа поясницу и провел лезвие вверх под углом, где, как ему казалось, должна находится плевральная полость.
Гил задергался, как рыба, пойманная гарпуном, захаркал кровью, не в силах выкрикнуть или хотя бы вдохнуть. В устье каньона тем временем шел ожесточенный бой. «Духи» перебьют их всех раньше, чем американцы нанесут очередной авиаудар. В середину каньона упала граната и взорвалась возле первого ряда стрелков с мертвыми лошадьми. Кроссвайт вытащил нож и, засунув палец глубоко в рану, протащил туда пластиковую трубку. Он ощутил, как трубка попала в пустое пространство плевральной полости, на что он и надеялся, и несколько секунд спустя красноватая жидкость начала наполнять трубку, вытекая из тела.
— Сделано! — обрадовался Кроссвайт, хлопая Фаруха по плечу. — Представь себе, а?
Через сорок-пятьдесят секунд Гил снова стал дышать.
— Дай мне винтовку, — прохрипел он. Окровавленное лицо Гила сморщилось от боли.
Фарух протянул ему «АК-47», Кроссвайт взял пистолет Гила и все оставшиеся патроны. Фарух, перепрыгивая через камни, прибежал к своим: у них должно было найтись оружие.
Кроссвайту потребовалось несколько минут, чтобы удобно уложить Гила возле ключицы мертвой лошади. При этом один раненый бок Гила находился ниже другого.
— Ну, и что дальше?
Гил сорвал с ремня последнюю гранату и подал ее Кроссвайту.
— Сбереги это для нас.
— Хорошо, — улыбнулся тот, засунув гладкий зеленый шар в карман куртки. — Все равно бежать я уже не могу.
65
Афганистан
Кабул, Центральное командование
Кутюр вернулся в кабинет и поднял трубку.
— Да, господин президент?
— Какого черта там происходит? — возмутился президент, раздраженный тем, что его заставили ждать.
— Господин президент, один из наших людей погиб в долине. На данный момент в каньоне, за долиной Панджшер, южнее перевала Хавак, в Гиндукуше, заперто два выживших бойца и около двадцати таджиков — наших союзников. Их окружили вооруженные силы талибов и хезби, больше ста человек. У нас два «B-52», которые сбросят управляемые бомбы (JDAM)[106], но это сдержит натиск противника только минут на десять-пятнадцать. Еще у нас есть два вертолета, которые должны забрать наших ребят — оба они серьезно ранены. Чего у нас нет, господин президент, так это самолетов, которые могли бы эвакуировать таджиков, которые рискуют своими жизнями ради наших солдат.
Президент выругался про себя.
— И что вы конкретно предлагаете, генерал?
— Господин президент, я прошу вашего разрешения объявить Винчестер.
Президент замешкался. Ему неловко было признаться, что он не знает, что такое Винчестер.
— Господин президент, объявить Винчестер — значит, что я намерен задействовать все силы авиации, какие только потребуются, пока не будут уничтожены все силы ХИК и Талибан в долине Панджшер… но деревня Базарак задета не будет. Это означает не только позволить устранить противника, угрожающего нашим бойцам и союзникам на земле, но и уничтожить увеличивающиеся войска противника в долине Панджшер.
Кутюр взглянул на майора и, прикрыв трубку рукой, разрешил бомбардировщикам начать авиаудары.
— Вы отдаете себе отчет, генерал, — спросил президент, — что подобные авиаудары повлекут за собой необратимые изменения в отношениях между ХИК и Карзаем в парламенте Афганистана?
— При всем уважении, господин президент, политические трудности президента Карзая — не моя забота. Меня сейчас беспокоит жизнь наших солдат и союзников, которые помогли спасти уорент-офицера Брукс. Каким будет ваш приказ, сэр?
