– Не имею ни малейшего представления, – сказал Элиот. – Но я твердо уверен, что нам нельзя оставлять его в той чертовой пустыне.
Йитс молчал.
Элиот подался вперед:
– Верни его домой. Спрячь за семью печатями. Господи, залей в бетон… Похорони на следующие восемьсот лет.
Йитс отвел взгляд.
– Оно нам не нужно, – сказал Элиот. – Если только, конечно, ты не собираешься строить башню.
– Есть еще одна проблема. Вульф сбежала.
Элиот закрыл глаза. Хотя подобное противоречило профессиональной этике, ему это было необходимо.
– Как такое стало возможным?
– Она очень изобретательна, – сказал Йитс. – О чем, я полагаю, ты и сам знаешь.
– Газеты писали, что никто не выжил.
– Но ты же не веришь им.
– Где она?
– Не представляю.
– Ты не представляешь?
– Как я говорил, – сказал Йитс, – она изобретательна. Ей удалось вытащить еще кое-кого.
– Кого?
– По всей вероятности, того типа, ради которого она вернулась.
– Гарри?
– Да, это имя мне знакомо.
– Давай проясним кое-что, – сказал Элиот. – В Брокен-Хилл находится элементарное слово. Местонахождение поэта, который с его помощью убил три тысячи человек, остается неизвестным. Я что-то упустил?
– Нет, – сказал Йитс. – Это всё.
– И все же у меня ощущение, что я что-то упустил, так как такая ситуация – это безумие.
Йитс молчал.
– Элементарное слово необходимо вернуть. Вульф необходимо нейтрализовать. Уверен, ты понимаешь, что эти вопросы обсуждению не подлежат.
Йитс пригубил чай.
– Да. Ты, конечно, прав. Все это необходимо сделать.
По какой-то причине Элиот не верил ему.
– Я найду Вульф.
– Между прочим, ты вернешься в О. К. Билеты уже заказаны. Ты вылетаешь сегодня днем.
Элиот покачал головой.
– Я хочу остаться.
– Как ты, Элиот?
– Ты уже спрашивал меня.
– Я спрашиваю опять, потому что ты во второй раз за наш разговор используешь слово «хочу». Будь ты третьеклассником, я пришел бы в ужас.
– Я выражусь иначе. Важно нейтрализовать Вульф, и я в этом лучший.
– Но как ты себя чувствуешь? – Йитс впился в него глазами. – Она же очень сильно задела тебя. Я это ясно вижу. Разве дело только в элементарном слове? Нет. Кое в чем еще. Ты всегда был слишком близок с ней. В тебе проснулась привязанность. Почему – не представляю. Но эта привязанность уже тогда мешала тебе выносить объективные суждения, мешает и сейчас. Тебе кажется, что тебя предали. Тебя одолело желание рассчитаться с ней за свою неудачу, за то, что тебе не удалось остановить ее в Брокен-Хилл.
– Так вот как ты на это смотришь? Как на мою неудачу?
– Естественно, нет. Я просто изложил то, как видишь ситуацию ты. – Йитс устремил взгляд на другую сторону залива, туда, где над поросшими лесом холмами появились первые лучи солнца. – Когда случается подобная трагедия, мы все виним себя.
«Разве?» – подумал Элиот.
– Я абсолютно уверен, что должен остаться.
– Именно поэтому оставаться тебе нельзя. – Солнце приподнялось над дальним холмом и осветило залив. – Ах, – сказал Йитс. – Вот оно. Смотри.
Окрестности огласились криками, возгласами, рыками – животный мир приветствовал новый день. Там, где солнце своими лучами касалось воды, она моментально становилась ярко-голубой. Элиот не сразу понял, что рой отблесков – это не визуальный эффект. Вода действительно двигалась.
– Ментициррусы, – сказал Йитс. – Свет привлекает планктон, планктон привлекает рыбу поменьше. Мелкая рыбешка привлекает ментициррусов. Если точнее, то ментициррусы уже на месте, ждут, потому что у них достаточно мозгов, чтобы выявить зависимость и сделать выводы.
Элиот ничего не сказал.
Йитс вздохнул.
– Оставайся. Обыщи всю страну, найди Вульф, если это поможет тебе справиться со своей совестью.
Элиот повертел эти слова и так, и этак. Он не смог определить, что в них содержится: благожелательность или угроза. Однако они полностью отвечали тому, что он чувствовал.
– Спасибо, – сказал Элиот.
* * *
Он ощутил свет. Сначала решил, что это солнце над заливом. Потом открыл глаза. Свет проникал через окна. А между окнами стоял Уил. С ружьем. Стены были бледно-голубого больничного цвета. Элиот находился в Брокен-Хилл.
– Доброе утро, – сказал Уил.
– Сколько, – сказал Элиот. – Сейчас. Времени. – Он принялся выбираться из простыней.
– Тебе наверняка захочется полежать.
– Нет. Определенно. Нет. – Он спустил вниз ноги. От этого в глазах на мгновение помутнело, голова закружилась. Чтобы справиться с этим состоянием, Элиот несколько минут сидел неподвижно, с закрытыми глазами. Затем открыл их. Уил целился во что-то снаружи. Элиот вспомнил, что слышал выстрелы. – Что ты делаешь?
Уил не ответил. Элиот обратил внимание, что он умело обращается с оружием. Ствол плавно следовал за тем, во что целился Уил, ружье казалось продолжением его рук. Потом оно дернулось. Уил отступил к стене, оттянул затвор и вставил патрон, который достал из кармана джинсов.
– Сейчас около шести утра.
Элиоту трудно было в это поверить. Если это так, Вульф должна быть здесь. Город должен кишеть пролами, или ИВПами, или поэтами, или и теми, и другими, и третьими. Сейчас не может быть утро, потому что они все еще живы.
– Нам надо убираться.
– Мы никуда не поедем, Элиот.
– Мы… – начал он, но Уил быстро вскинул ружье, и Элиот замолчал. Тело Уила застыло. Ружье дернулось.
– Пожалуйста, расскажи мне, что, по-твоему, нам следует делать, – сказал Элиот.
– Отстреливать всяких типов.
– Каких типов?
– Пролов, я думаю.
– Ты стреляешь в пролов, – сказал Элиот. – Понятно. Когда я просил тебя стрелять в того типа в вертолете, ты не стрелял. А сейчас стреляешь.
Уил перешел к другому окну.
– Их там много, – сказал Элиот. – Если ты до сих пор этого не понял. Она будет посылать и посылать столько, сколько понадобится.
– Кто? Эмили?
«О, да», – подумал Элиот. Уил все вспомнил. Именно поэтому он и обращается с ружьем так, будто умел стрелять с пеленок. Именно поэтому.
– Уил, чем, по-твоему, ты занимаешься?
– Гарри.
