«Любой ценой?» – снова каркнул грачонок.
«Договор будет заключен на любых условиях. У меня нет другого выхода».
И он повернулся к ним спиной. Джентльмены переглянулись и заспешили к своим лошадям. Президент остался один; и тут я увидел, что он уже старик.
В дальнем конце просеки показались Красный Плащ и Сеятель Маиса: оба верхом, с таким видом, будто случайно проезжали мимо. Генерал поднял голову, плечи его распрямились, и он сделал шаг вперед с радостным криком «Хоу!»
На эту встречу стоило посмотреть. Трое высоких, величественных вождей приближались друг к другу: двое из них – точно разукрашенные статуи среди осенней листвы. Два пышных убора из перьев разом склонились вниз – все ниже и ниже… Потом они сделали знак, который индейцы делают только в Священном Вигваме: взмах правой рукой у самой земли с одновременным сгибанием левого колена – и эти гордые орлиные перья почти коснулись его сапог.
– И что это значило? – спросил Дан.
– Что значило! – вскричал Фараон. – Да ведь так у нас… так вожди рассыпают священную муку перед… о! в общем, это огромная честь, и тот, кому ее оказывают – очень большой вождь.
Большая Рука поглядел на их склоненные головы.
«Мои братья знают, – сказал он тихо, – что быть вождем нелегко».
Потом его голос окреп.
«Дети мои! – говорит он. – Что вас тревожит?»
«Мы пришли, – говорит Сеятель, – чтобы узнать, будет ли война с людьми короля Георга. Но мы слышали, что сказал наш отец другим белым вождям. Мы унесем его слова в своем сердце и перескажем их своему народу».
«Нет, – говорит Большая Рука, – это был разговор только белых вождей, и пусть он останется между нами. А вашему народу от меня передайте одно: «Войны не будет».
Джентльмены уже поджидали его, и вожди не стали задерживать президента. Только Сеятель все же спросил:
«Большая Рука, ты видел нас за деревьями?»
«Еще бы, – усмехнулся тот. – Не ты ли учил меня, когда оба мы были молоды, всегда заглядывать за деревья?»
И он ускакал.
Молча мы сели на своих пони и молча пустились в обратный путь. Добрых полчаса прошло, пока Сеятель заговорил.
«В этом году мы устроим праздник маиса, – сказал он Красному Плащу. – Войны не будет».
Этим дело и кончилось.
Фараон замолчал и поднялся на ноги.
– Да, – сказал Пак, тоже вставая. – И что же в конце концов из этого вышло?
– Не забегай вперед, – рассеянно произнес Фараон. – Смотри-ка, я и не знал, что уже так поздно. Ишь как на том баркасе торопятся к ужину.
Дети посмотрели на потемневший пролив. Чей-то баркас, покачивая зажженным фонарем, не спеша скользил к западу, где перемигивались огоньки на Брайтонском пирсе. Когда они обернулись, вокруг было пусто.
– Там уже, наверное, все упаковали, – сказал Дан. – Завтра в это время мы будем дома.
Если
Если ты в обезумевшей, буйной толпе
Можешь выстоять, неколебим,
Не поддаться смятенью – и верить себе,
И простить малодушье другим;
Если вытерпеть можешь глухую вражду,
Как сраженью, терпенью учась,
Пощадить наглеца и забыть клевету,
Благородством своим не кичась, —
Если веришь мечте, но не станешь рабом
Даже самой прекрасной мечты,
Если примешь спокойно Триумф и Разгром,
Ибо цену им ведаешь ты;
Если зная, что плут извратил твою цель,
Правда стала добычей враля
И разрушено всё, что ты строил досель,
Ты готов снова строить с нуля, —
Если, бровью не дрогнув, ты можешь опять
Достояньем добытым рискнуть,
Всё поставить на карту и всё проиграть,
Не жалея об этом ничуть;
Если даже уставший, разбитый в бою,
Вновь собрать ты умеешь в кулак
Силы, нервы, и сердце, и волю свою
И велеть им держаться – «Вот так!» —
Если прямо, без лести умеешь вести
Разговор с королем и с толпой,
Если дружбу и злобу встречая в пути,
Ты всегда остаешься собой;
Если правишь судьбою своей ты один,
Каждый миг проживая как век,
Значит, ты – настоящий мужчина, мой сын,
Даже больше того – Человек!
Перевод Г. Кружкова
Священник поневоле
Перевод М. Бородицкой
Колыбельная на острове Святой Елены
Далек ли путь от мальчика, смотрящего парад,
До острова пустынного на юге?
Ах, не зовите, матушка, он не придет назад!
(И кто ж весною думает о вьюге?)
Далек ли путь до острова среди бескрайних вод
От заварушки уличной в Париже?
Молчи! Грохочет барабан, пальба вовсю идет.
(Кто сделал первый шаг, к развязке ближе.)
Далек ли путь до острова средь плещущих валов
От ветреной равнины Аустерлица?
Сквозь гром и дым пороховой уже не слышно слов.
(А с высоты недолго и свалиться!)
Далек ли путь до острова от трона и дворца,
С добытой императорскою властью?
Не разглядеть – мешает блеск и золото венца.
(А после вёдра, точно, быть ненастью!)
Далек ли путь до острова от мыса Трафальгар?
Далек, и чем южней, тем ярче зори.
Десяток лет и сотни миль, и мир еще не стар.
(А звезды переменчивы, как море.)
Далек ли путь до острова от зимней белизны?
В снегу, в снегу проклятом вязнут ноги,
И ненадежен хрупкий лед реки Березины…
(Не вышло – возвращайся с полдороги!)
Далек ли путь до острова среди чужих широт?
От Ватерлоо путь всего короче:
Корабль готов, и впереди – ни славы, ни забот.
(Когда и вспомнить утро, как не к ночи?)
Далек ли путь от острова – ответьте кто-нибудь —
До светлых врат последнего чертога?
Смежи глаза, замкни уста, не мерян этот путь.
Уймись, дитя, и погоди немного!
Перевод М. Бородицкой
Дети вернулись домой с побережья – и наутро первым делом отправились осматривать свои владения: всё ли на месте? Оказалось, что старый Хобден заделал при помощи жердей и колючих веток все их любимые дырки в изгороди. И он же подстриг ежевичные кусты, как раз там, где завязывались ягоды.
