Два путинских президентских срока и один премьерский ясно показали, что это порожняк, что пустопорожние о благе народа словеса, взятые напрокат из речей на партсобраниях эпохи застоя и уже тогда воспринимавшиеся населением как пустая болтовня, лицемерный ритуал цековских карьеристов-идеологов, так и не повлекли за собой никаких действий во благо народа. Вот формула, которую Путин эксплуатировал после своего назначения премьером — «отсутствие политической стабильности». Ведь эта фраза абсолютно пустая по смыслу. В отличие от более точного слова «нестабильность», которое обязывает тут же указать на причины и виновных, «отсутствие политической стабильности» освобождает Путина от необходимости принятия каких-либо решений.
Еще замечательнее, что после восьми лет правления Путина это «отсутствие политической стабильности» быстренько заменили термином «политическая и экономическая стабильность», — вот, дескать, результат правления президента. Но перед нами вновь слово без конкретного смысла, с нерезультативным, расплывчатым значением. И эта демагогическая фразеология освобождает Путина теперь уже не от принятия решений (время прошло), а от ответственности за бездеятельность.
Лингвисты исследовали соотношение слов, обозначающих активные и неактивные действия в речах Путина еще первого предвыборного периода и в течение первого полугодия его президентства, применительно, разумеется, к управлению страной. Оказалось, что слов со значением активного действия в президентских речах всего 28 процентов, а вот слов неактивного действия в путинских тирадах аж 72 процента. За всем этим, безусловно, стоит страх проговориться, самоцензура серости, строгая установка изображать одни абстрактные благие намерения.
В своих речах Путин всегда избегает высказывать даже свое отношение к соратникам и противникам его как президента. Хотя именно президент по статусу обязан оценивать работу всех ветвей власти, всех подчиненных ему ведомств и министров, и эти оценки, если судить по состоянию российской экономики, должны быть крайне негативные. Но Путин как раз ускользает от оценок, ничем не выражает своего мнения, боится выступить судьей, занять решительную позицию. Это понятно, ведь президентская оценка деятельности ведомства или министра с необходимостью влечет за собой действенные решения, президент, критикующий ведомство или министра, берет на себя ответственность за разрешение кризиса. Путин же не оказывает ни малейшего давления на своих вроде бы подчиненных, ни одним словом не задевает их, видимо памятуя: они меня породили, они меня могут и убрать!
Даже когда он говорил о прощальной встрече с Ельциным в Кремле, казалось бы, такое яркое событие (если в разговоре о Путине вообще можно говорить о чем-то ярком), он даже это умудрился подать в отстраненно-репортажном стиле: «Это был вообще день такой, насыщенный эмоциями. Но Борис Николаевич держался очень мужественно. Откровенно говоря, я даже не ожидал, что он так может собраться. Действительно, я сам там чуть не расслабился. Я считаю, что мы должны продемонстрировать очень доброе и человеческое отношение к Президенту». Обратим внимание на это безличностное, расплывчатое «мы». В этой скользкой, извилистой фразе отсутствуют подлинные чувства Путина к Ельцину, хотя можно предположить, что это были благодарность и демонстрация прежней подчиненности. И прощальные ельцинские слова от его преемника Путина народу услышать не удалось, все то же увиливание от прямого ответа: «Они (слова Ельцина. — Т.М.) были с пафосом, но сказаны очень по-доброму, человечески».
Речевое поведение Путина, когда он говорит о политических друзьях и врагах, — типичное поведение несамостоятельного человека. Определения, которыми Путин наделяет и друзей, и врагов, опять же максимально нейтральны — смелость (смелый, мужественный, волевой), порядочность (приличныи, порядочный, честный), иногда всплывают «умный» (о Примакове), «независимый, уважаемый» (о депутатах), «хитрый» (о террористах). Путин умудряется не обидеть своими речами даже террористов! Они для него всего-навсего «хитрые». Еще очень интересно, что в его речах практически нет таких терминов, как политик, лидер, депутат, народный избранник, государственный деятель, член правительства, а все больше человек, люди и лишь изредка вдруг выскочит «опытный работник» (о Патрушеве).
Конечно же, не политтехнологи научили Путина выступать именно в таком духе, это его собственная блеклость и вялость мысли, вечно подчиненное его положение продиктовали ему серый стиль речи, заурядность поведения, трусливую осторожность в оценках. Но есть приемы, которые, несомненно, Путин перенял по рекомендации своих пиарщиков. Таково обилие риторических вопросов в речах президента, причем они возникают там, где от президента ждут не вопросов, а как раз ответов и решений, и решений действенных. Вместо этого избиратель получает очередной вопросец, а по сути дела ловкое увиливание от ответственности: «Разве можно вести политические разговоры с террористами?», «Если ценой этих отношений (с международным сообществом. — Т.М.) является распад нашего государства, то зачем такие отношения?», «Как можно обеспечить армию на Северном Кавказе, если у нас нет доходов в бюджет?». Риторический вопрос выгоден тем, что легко привлекает внимание к выступающему, но не более. Рано или поздно на такие вопросы все равно нужно отвечать, иначе президент будет восприниматься как вопросительный знак, и только. Применительно же к Путину риторический вопрос всегда служит лишь удобной маскировкой президентской бездеятельности — удачная пиаровская находка для безвольного человека.
По рекомендации политтехнологов Путин все время подчеркивает свое происхождение «из простых»: «Я помню, как у меня папа на пенсию уходил. Он самый был простой человек, работал мастером на заводе всю жизнь», «К таким условиям работы, как в Кремле, я конечно не привык. У нас в Питере такое только в Эрмитаже можно увидеть. Здесь своеобразная обстановка, такая дворцовая, я никогда к этому не стремился». По замыслу политтехнологов, это должно резко отделять его от так называемой «элиты», выдвинувшей Путина в президенты, от Семьи и олигархов, купающихся в немыслимой роскоши. Все делается для того, чтобы избиратели после таких откровений президента не доверяли публикациям о строительстве Путиным в бытность замом Собчака элитной дачки в заповедном месте, об изготовлении для Путина личной яхты по образцу царского «Штандарта», о зарубежной земельной собственности Путина в Испании, о реконструкции под президентскую резиденцию великокняжеского дворца в Стрельне., и прочем прикарманенном достоянии этого «не привычного к дворцовой обстановке» человека.
Но бывает, что иногда «прорвет» Путина, и он разразится хлестким словцом, этаким выраженьицем, которое крылато облетит всю страну, станет визитной карточкой президентской жесткости и обнадеживающей решительности. Так возникли всем памятные — «мочить в сортире» (о тех, кто подорвал дома в Москве), «сделать обрезание» (обещание террористам), «выйдут — сядут» (о толпах протестующих, перекрывавших транссибирскую магистраль сидением на рельсах), «нам не нужны военные, которые сопли жуют» (о жесткости задач армии в Чечне). Вырвется странновато-диковатый «афоризм» из путинских уст, потрясенным эхом прокатится по газетам, по телеэкранам, обдаст обывателя смрадным духом грязных питерских подворотен, и вновь перед нами, как ни в чем не бывало, скучный господинчик в сером пиджаке. Лишь к концу президентского срока раскрылась эта интригующая тайна «сортирных» филиппик Путина. Она со всей ясностью проявилась в его пресс-конференции, когда расслабившийся Президент великой когда-то страны, сделавшейся при его участии слабой и нищей, в предвкушении долгожданных удовольствий, которые доставит ему звание самого богатого человека в Европе, вдруг выплеснул на журналистов и зрителей целый фонтан дурно пахнущих «сточных словесных вод». Особенно пахучи были его ответы на так называемые «острые» вопросы, где Путину явно приходилось врать. Так требования ОБСЕ в отношении наблюдения за выборами в России он обозвал «хотелками» и порекомендовал влиятельной европейской организации «пусть жену учат щи варить там». Отрицая всякую возможность грядущей денежной девальвации, Путин разразился истеричным «вы что хотите, чтоб я землю ел из горшка с цветами или на крови клялся?». Ну, и самое гадливое чувство, которое сродни разве отвращению, когда нечаянно вляпываешься в навозную кучу, вызвала у слушателей возмущенная тирада Путина на вопрос о его богатствах. Цитирую стенограмму: «Вопрос Ассошиэйтед пресс: Некоторые газеты писали о том, что Вы — самый богатый человек в Европе. Если это правда, каковы источники Вашего богатства? В. Путин: Это правда. Я самый богатый человек не только в Европе, ной в мире: я собираю эмоции, я богат тем, что народ России дважды доверил мне руководство такой великой страной, как Россия, — считаю, что это самое большое мое богатство. Что касается различных слухов по поводу денежного состояния, я смотрел некоторые бумажки на этотсчет: просто болтовня, которую нечего обсуждать, просто чушь. Все выковыряли из носа и размазали по своим бумажкам. Вот так я к этому и отношусь». Момент, когда «прорывает» Путина, когда он напрягается, чтобы не показать, что испугался или смущен, или загнан в тупик вопросом. И в этих прорывах Путин настоящий, подлинный, без привычной непроницаемой маски.
