Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
Старуха на переднем сиденье напомнила мне кого-то. Эта старуха поглядела на меня, отодвинула сумку, словно приглашая сесть. Опустившись на пластиковое сиденье, я только теперь понял, как сильно устал.
– Загорел-то как, – сказала тетка. – На юге отдыхал?
Я кивнул.
– И то верно. Чем тут у нас зависать, лучше мир посмотреть.
Автобус тем временем вывернул на проспект и понесся, завывая турбиной, в сторону новых районов. Фонари сливались в одну разноцветную елочную гирлянду, и я понемногу начал дремать. Кажется, я отключился на пару минут; открыв же глаза, я уже не увидел старухи рядом с собой. Зато на сиденье лежала маленькая шоколадка в бумажной обертке. Я повертел ее в руках. Аленушка больше не скучала у темного пруда. Совсем наоборот: румяная розовощекая девочка лет четырех улыбалась мне с этикетки, будто желая похвастать своими чудесными молочными зубами («Будешь шоколад лопать, кариес получишь», – подумал я). Девочка тоже называлась Аленушкой – так было написано на бумажке, – только, вероятно, жила в счастливом и беззаботном параллельном прошлом.
Я надел вижн-дивайс и назвал номер. Ссылка была активной; толстый рыжий кот с заставки хитро поглядывал на меня, будто ждал чего-то.
– Ленка, – сказал я, когда она включила камеру. – Я хотел сказать… я вернулся. И я тебя очень люблю. И всегда любил, как только увидел в первый раз. Вот так.
Ленка не отвечала. Она почему-то закрыла глаза и не отвечала.
– Я тоже, – сказала она потом.
Выскочив из автобуса, я даже не снял вижн. Пустой желтый автобус пополз на свое кольцо, а я зашагал через темный пустырь, подсвечивая себе дорогу фонариком спикера: жители окрестных кварталов гуляли здесь с собаками, и лучше было смотреть под ноги. Двадцатиэтажные дома с горящими окнами выстроились передо мной широким полукругом, как изваяния языческих богов на Перуновой поляне, разве что были повыше, ну так и реальность эта была устроена посложнее. Но я больше не боялся сложностей. Она меня любит, думал я.
Когда меня окликнули сзади, я все еще улыбался. Обернувшись, я осветил фонариком трех или четырех гадов в дешевых кожаных куртках какого-то дерьмового цвета, будто их обладатели маскировались под окружающий пейзаж. Они двигались не спеша, почему-то уверенные, что я не убегу.
– Снял все быстро, – сказал один. – Очки, телефон.
Он немного ошибся во времени. Я ничего еще не снял и не собирался снимать. Улыбка на моем лице (я знал) превратилась в саркастическую гримасу, и мои собеседники истолковали ее неверно.
– Чего лыбишься? По е…алу хочешь? – спросил другой. И очень неторопливо – как всегда в этой тормозной модели – размахнулся для удара.
Купленные в Новгороде новые кроссовки были куда удобнее шведских башмаков из дубленой кожи. Я пружинисто подпрыгнул и нанес удар первым. И, едва опустившись на землю, ударил снова – прямо в чей-то рыхлый живот.
А потом побежал, легко и как-то празднично, зная, что сделал все так, как и должен был сделать. Возле самого дома молодая соседская овчарка, весело залаяв, припустила за мной – наверно, думала, что я с ней играю. Хозяин – мужик из нашего подъезда – окликнул меня, и я замедлил бег, а потом и вовсе остановился. Собака догнала меня и не замедлила обнюхать и обслюнявить с ног до головы. Я отдал ей половину шоколадки.
Родной скрипучий лифт кое-как поднял меня на двенадцатый этаж. На площадке пахло жареной картошкой и мусоропроводом. Я нажал кнопку звонка и, волнуясь, принялся ждать.
Спустя минуту дверь отворилась. Мать ахнула и обняла меня.
– Ты стал похож на отца, – сказала она, разглядывая меня изумленно. – Ты виделся с ним? Это и была твоя… командировка? Я сразу поняла, что ты к нему ездил.
– Ну да, – ответил я, не зная, что еще сказать.
– Далеко это?
– Довольно далеко. На юге. Видишь, даже позагорать немножко удалось. Так, слегка.
– Ничего себе слегка! Ты еще и вырос. А мускулы-то, мускулы…
В прихожей висело большое зеркало. Я остановился перед ним и долго вглядывался в свое отражение. За моей спиной в зеркальном мире виднелись темный шкаф и вешалка с моими старыми куртками. Мне пришло в голову, что все они будут мне малы, придется покупать новые.
– А теперь все кончилось? Ты больше никуда не уедешь? – спросила мать с тревогой.
– Никуда, мама.
– Вот и хорошо. Ты знаешь, пока тебя не было, звонила какая-то девочка… у тебя наконец появилась девочка?
– Появилась, – улыбнулся я.
– А потом еще Петров звонил, с работы. Интересовался, не хочешь ли ты к ним в отдел маркетинга пойти? Младшим аналитиком или вроде того. Но я думаю: если Николай Палыч тебе работу предлагает, так нужно соглашаться…
Она говорила еще о чем-то, но я слушал вполуха. Опустив зачем-то руку в карман, я вдруг нашел там еще кое-что из прошлой героической жизни. Значит, все это и вправду было, подумал я. А то я уже начал сомневаться.
– Да, я же тебе подарок привез, – сказал я матери. – С археологических раскопок.
И вложил ей в руку красивую золотую монетку.
Эпилог,
в котором совершенно другая история продолжается, но не заканчиваетсяУтро наступило неожиданно, будто кто-то просто взял и сорвал покрывало с этого мира, как снимают платок с клетки попугайчика; графика обновилась мгновенно. Солнечные лучи с легкостью пробивали жалюзи и упирались в глянцевый постер над кроватью.
На постере красовалась полноцветная девушка практически без ничего. Девушка только что вылезла из моря и теперь очень грациозно обнимала то ли кусок мрамора, то ли обломок античной колонны. Очевидно было, что она ждет не дождется своего Одиссея, или кого там обычно ждут девушки в жарком и влажном климате. «Сказка станет вашей», – обещал рекламный слоган.
Когда Фил повесил на стенку этот плакат, отец только усмехнулся.
– Гарик, – послышался голос матери на кухне. – Купи еще зелени, раз уж идешь. И стаканов одноразовых. Потом времени не будет.
– Время всегда будет, – отозвался другой голос – бодрый и жизнерадостный. – Вот только вопрос – хреновое или не очень, ха-ха… Я думаю, надо бы еще вина купить. Пригодится.
«Сегодня же суббота, – поморщился Филипп, ворочаясь в постели. – Чего они носятся? Погодите-ка. Ах, ну да. Мы же собирались за город ехать».
Он сбросил одеяло и уселся на постели. Что-то ему приснилось сегодня ночью, что-то удивительное, только он мало что запомнил.
Дверь приоткрылась. Отец деликатно остановился на пороге. Фил видел его отражение в зеркале: значит, наблюдатель (по закону физики) мог видеть его самого.
Матюшкин-старший завязывал свои достаточно еще длинные волосы в хвостик. Он уже начинал лысеть и старался это скрыть. Зато седина его не касалась. Фирменный огненно-рыжий цвет отца и сына был предметом шуток школьных учителей и соседей-бездельников.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
