Ковалев от души считал, что ему везло. Эмсис отсоединил пулемет стрелка-радиста от опоры и вытащил на броню, устроив его за люком. Почему-то немцы долго не стреляли. Замена трака, изуродованного миной, подходила к концу: кряжистый Суворин работал кувалдой так, что Ковалев едва поспевал за ним. Слава богу, катки остались в рабочем состоянии!
– Марис, что там?
– Командир, человек двадцать закрепились у горы и возятся с ящиками, остальные ушли к Нерингу.
– Ну, он их встретит, будьте уверены!
Иван выругался и заработал кувалдой с еще большим остервенением.
Сзади начали падать мины. «Все, готово!» – доложил Суворин.
– По местам! – скомандовал Ковалев. – Ваня, заводи! Я понял, впереди минное поле, и они нас загоняют туда минометом.
Хоффман увидел вокруг танка оживление. Двое в комбинезонах выскочили откуда-то сзади и запрыгнули в люки. Ложбина в пригорке заполнилась сизым дымом выхлопов. Русские запустили двигатель.
– Миномет, по цели огонь! – истошно заорал шарфюрер со скалы, но было поздно. Тридцатьчетверка выскочила из-за бугра и резко остановилась. Снаряд ушел в основание горы. Шарфюрера сбило взрывной волной, и его тренированное тело уже ничем не могло помочь хозяину. Хоффман скатился к подножию уже мертвым. Следующий снаряд превратил минометную площадку в вихрь пламени: сдетонировали мины, а через миг начали взрываться запасы взрывчатки, сложенные возле скалы. С группой Одина было покончено.
Тридцатьчетверка развернулась на месте и помчалась налево, огибая предполагаемое минное поле. Ковалев решил не останавливаться и идти на помощь Нерингу.
– Командир, ворота открыты! – Голос Ивана было трудно узнать. Перед храмом валялись тела, иссеченные осколками. Два трупа в тюрбанах и с десяток бойцов в комбинезонах с нашивками СС.
– Ваня, вперед!
Тридцатьчетверка влетела в проем ворот. Возле витой лестницы лежал Неринг, сжимая в руке шнуры от гранат. Ковалев отправился с автоматом обыскивать храм, Эмсис остался за пулеметом, а Иван бросился к Виктору.
– Никого, – Ковалев вернулся к танку, тяжело дыша. – Что с Нерингом?
– А что ему будет! Дрыхнет! – в сердцах пробурчал Суворин. – Вот и тащите его в танк сами! Лично я кувалдой все руки отмахал, а мне еще рычагами двигать!
Мины, установленные группой Одина, оказались простыми, и Марис осторожно их обезвредил и сложил на броню за башней. Туда же свалили автоматы, волнистые мечи, документы и все припасы, собранные в лагере Тора. Оружие, установленное на балконе, сняли в последнюю очередь. Суворин направил тридцатьчетверку в центр храма, стараясь вести машину поосторожнее. Тем временем Александр и Марис поставили овальную плиту на место. Стена медленно опустилась.
– Экипаж, доложить о готовности!
– Заряжающий к бою готов!
– Механик-водитель к бою готов! – Суворин помолчал, а затем негодующе добавил: – Стрелок-радист к бою тоже готов, только вот недоспал самую малость.
Ковалев и Марис захохотали, сдернув шлемы. Наконец Ковалев собрался с силами и прижал ларингофон к горлу: «Механик-водитель Суворин, экипаж к бою готов. Приступайте!»
Суворин извлек из-за пазухи холщовый мешочек и развязал тесемки. Жезл контролера поблескивал в полумраке золотыми фигурками и загадочными символами. Иван торопливо перекрестился и нажал на торцы зеленого каменного стержня.
Храм вновь опустел. Медленные потоки воздуха растворяли и уносили остатки человеческого теплого запаха, пороховой гари и сгоревшего пальмового топлива. Сколько лет будут теперь затягиваться мельчайшей пылью грубые следы человеческих ног и траков тридцатьчетверки, поправших прах тысячелетий тишины и святой неприкосновенности!..
От стены храма отделился силуэт человечка в халате и чалме. Когда человечек пересек толстый луч света, бьющий из овального окна под крышей, чалма вспыхнула сиреневым шелком. Маг хромал, с его босых ног стекали в пыль тяжелые капли густой крови. Худенькие руки чародея зажимали рану на животе, и он шлепал по пыли правой ступней, с шарканьем подтягивая левую. Перламутровые белки глаз ярко выделялись на фоне смуглого лица, вымазанного кровью и грязью. Злость и жажда жизни толкали искалеченное тельце вперед, к алтарю. Оставалось десять приставных шажков, пять, один. Окровавленные скрюченные пальцы вцепились в каменный шар, венчавший один из столбиков вокруг алтаря. Маг запел неожиданно чистым и звучным голосом. Воздух завибрировал, и стены храма дрогнули миражом. Маг добрался до самой высокой октавы своего вокального упражнения, собрался с силами и повернул шар, выкрикнув короткое гортанное слово. Теперь древний храм обезлюдел окончательно.
* * *
– Говоришь, пленный?
Ковалев утвердительно кивнул и тут же полетел на пол, сброшенный с табурета ударом в скулу.
– Ты, сука, мне мозги не люби! – лейтенант с малиновыми петлицами и такого же малинового цвета мордой кривил рот и тяжело дышал от переполнявшего его праведного гнева. – Поднимите его!
Два безмолвных сержанта подхватили Ковалева под мышки и усадили на табурет. Лейтенант продолжил, поставив ногу на перекладину табурета и дыша в лицо Ковалеву свежим перегаром:
– Пленных с документами в кармане и при пулемете не быва-а-а-ит!
Лейтенант значительно помолчал, затем отошел к маленькому столику и жадно припал к графину, булькая и проливая воду. Стоявшие на подносе стаканы он проигнорировал.
Радзивиллова глодала свежая обида. Утром он инспектировал передовую с целью изучения настроения бойцов. Его высокомерно-предупредительно встретил комбат Басканов и дал в сопровождающие одного из лучших разведчиков фронта: «Беречь капитана как зеницу ока!»
– Ну, рядовой, на передовую, и быстро, – сквозь зубы процедил Радзивиллов.
Рядовой Гречишкин – среднего роста черноволосый москвич в пилотке набекрень и с автоматом через плечо, – едва заметно вздрогнул, в глазах его затеплилось участие и уважение. Он почтительно протянул малиновому лейтенанту свою каску.
– Товарищ лейтенант, здесь немецкие снайперы работают, примениться бы надо.
– Что, что?
– Примениться к местности, товарищ лейтенант! Ползти нужно. Вчера четверых наших офицеров снял фашист! Все, ложись! Ахтунг!
Радзивиллов рухнул, как подкошенный, лежа надел каску, застегнул ремешок вокруг отечного лица и пополз, высоко поднимая зад.
– Во-о-от, товарищ лейтенант! Правильно! Теперь вас ни одна пуля не возьмет! – приговаривал Гречишкин, лузгая семечки и медленно шагая за старательно ползущим особистом. Зрелище наблюдал весь штаб батальона и тыловые службы.
– А что, – оправдывался потом Володя, искренне удивляясь хохоту товарищей, – у них такие снайперы, только держись!
– Да ты же давно должен взводом командовать! Сколько с тебя орденов сняли, сколько представлений к присвоению звания! Когда ты уймешься? – ворчал комбат.
