Однако никто никогда не говорил «нет». Любой человек, ступавший на порог офиса, хотел в конце концов сесть в это кресло, но теперь у него не было заместителей, на которых можно положиться, не было выборов, чтобы найти ему замену.
Никаких чудес. Никакого везения. Просто решения и готовность не отступать от них.
«Хотел бы я знать — на самом деле знать, — что происходит сейчас на Сэре».
До сих пор Прескотт был вынужден лишь строить догадки обо всем — кроме того факта, что Саранча скоро захватит Тирус, что она уже буквально на границе Эфиры, как и предсказывали военные, и что у него на руках остался последний козырь.
Дверь открылась, и в кабинет действительно вошел Адам Феникс.
— Вы пришли сообщить мне о чуде? — спросил Прескотт.
Феникс, казалось, был озадачен этим вопросом.
— Нет, господин Председатель. У меня только данные.
— Значит, придется обойтись данными. — Феникс выглядел словно труп, и Прескотт подумал было предложить ему выпить. — Вашего пацана нелегко удержать на привязи. Я слышал, он только что возвратился с задания — сопровождал армейскую колонну. Мы действительно пытались удержать его в городе, профессор, но он решительно настроен против особого отношения.
Феникс явно не знал о том, что сегодня его сын был на боевом задании. Лоб его на мгновение прорезала морщина.
— Ему никогда не удастся слиться с остальными — он всегда останется особенным.
— Угощайтесь, — предложил Прескотт, указывая на графины в буфете.
Затем открыл балконную дверь и вгляделся в ночное небо в поисках «Молотов», находившихся на орбите.
Взяв за ориентир Башню Октус, он мог отличить звезды от двигавшихся спутников. В ночном небе было все труднее что-либо рассмотреть, поскольку воздух загрязнял дым от пожаров и пыль от рушившихся зданий, но сегодня крошечные светлые точки сияли с необыкновенной яркостью, словно предупреждая: «Взгляни на нас, Ричард. Подумай хорошенько о том, что ты собираешься сделать».
— Люди считают, что вы блефуете, — произнес Феникс.
— А ради кого? Ради чего? — Прескотта охватило раздражение. — Чтобы обмануть лидеров других государств? Мне от них уже ничего не нужно. А с Саранчой у нас нет никакой связи. Как, по-вашему, я могу предъявить ультиматум им?
Феникс, казалось, чувствовал себя не в своей тарелке. Прескотт узнал обо всех слабых местах и о самолюбии этого человека уже через полчаса после знакомства, но только та стычка с Хоффманом дала ему полную картину. Хоффман почти все время смотрел Фениксу в глаза. Это было нечто большее, чем просто зрительный контакт с другим человеком, большее даже, чем агрессия, — хотя агрессии у Хоффмана было хоть отбавляй. Хоффман знал: глаза Феникса были его барометром. Пристальный, выводящий из себя взгляд сменялся частым морганием. Казалось, скорость моргания отражала степень его беспокойства.
Сейчас уровень беспокойства и тревоги явно зашкаливал.
— Вы правы, — заговорил Феникс после долгой паузы. — Но люди мыслят иррационально. Они хотят верить в то, что мы не выполним обещанного.
«Мы. Как это по-товарищески!» Феникс был одновременно подвержен гордыне и тщеславию (а как же, необыкновенно одаренный человек, из тех, что творят историю, и прекрасно осведомленный об этом) и склонности делать из себя мученика. Он не хотел умывать руки и отказываться от своего творения, даже если этому творению предстояло уничтожить весь мир.
— Я понимаю, что творится у вас в душе, профессор, — произнес Прескотт.
Феникс рассмеялся — это был короткий отчаянный лай человека, которому хотелось скорее рыдать, чем веселиться, — и на миг закрыл руками нижнюю часть лица. Он тоже смотрел на небо. Он так и не взял из буфета выпивку.
— Вы и понятия об этом не имеете, господин Председатель, — в конце концов выдавил он.
— Адам… — Иногда, называя человека по имени после многих недель жесткого формального обращения, можно было успешнее внушить ему какую-то мысль. Имена обладают могуществом. — Определитесь: или вы — чудовище, создавшее оружие, которое убьет миллионы, или вы — гений, которому предстоит спасти человечество. — Прескотт смолк, давая собеседнику время осмыслить свои слова, затем сообразил, что сейчас он совершенно неожиданно для себя собирается сказать правду, что происходило с ним крайне редко. — Вы дали нам последнюю надежду. Но обладание могуществом имеет свою цену, Адам, поверьте мне. Власть — это непрерывная необходимость выбора. И слишком часто приходится выбирать меньшее из зол.
— Я не политик, — возразил Феникс. — Я ученый.
— Вы работали над стратегическим оружием. Вы — один из нас.
— У меня ничего не получилось.
— Если «Молот» сработает, значит, у вас все получилось.
— Нет; как ученый, я был обязан вовремя найти безболезненное решение.
— Так вот почему столько ученых и инженеров трудятся над военными проектами.
— Только там дают гранты на исследования.
— Понятно, научная этика в действии…
— Я говорю о себе, а не об остальных.
— Вы служили в армии.
— Служил. Майором в Двадцать шестом КТП.
— Вы же всегда отвечали выстрелом на выстрел, верно?
— Иногда вы говорите прямо как Хоффман. — Феникс, видимо, решил, что на небо он уже насмотрелся, и уставился на пол. — Но тогда я убивал людей, чтобы они не убили меня. Это не одно и то же.
Прескотт, собравшийся прочитать лекцию о побочном ущербе, прикусил язык. Феникс всегда выполнял работу, которая нужна была КОГ, но, если продолжать давить на него, он может и отказаться от дальнейшего сотрудничества. Прескотт бросил взгляд на наручные часы, затем на старинные часы, стоявшие на столе.
— Пора идти спасать человечество, Адам. Вы точно не хотите выпить?
Феникс покачал головой. Прескотт положил руку ему на локоть и повел его к двери.
Они шли к командному пункту по пустым коридорам, мимо пустых кабинетов. Эфира была в безопасности, но люди, присутствие которых не было необходимо, воспользовались разрешением Прескотта уйти. Он сказал, что они, возможно, захотят быть этой ночью дома, с родными. У главного входа дежурил только солдат службы охраны; он читал газету, а телевизор, стоявший под столом, бросал на его лицо мелькавшие отсветы. Прескотт слышал тихий металлический голос репортера. Но он знал, что если остановится, чтобы послушать или посмотреть на экран, и увидит толпы беженцев или города, полные людей, отказывающихся уезжать или лишенных возможности уехать, то ему станет только хуже.
Охранник выронил газету и вскочил.
— Добрый вечер, сэр.
Он протянул было руку, чтобы выключить телевизор, но Феникс остановил его.
— Одну минуту, я только взгляну, — произнес он и зашел за письменный стол, чтобы посмотреть на экран. — Это прямой эфир, верно?
