Глаза Марти опять были на мокром месте, и Зои чувствовала себя растерянно.
— Ты ей завидовала? — спросила она. — Так все было?
— Завидовала этой сучке? — Марти засмеялась. — Ни за что в жизни.
— Ну, тогда… что произошло?
Марти, казалось, чувствовала себя неловко. Она сменила позу на диване, подняв ноги на обернутые в простыню подушки, а затем опять опустив их на пол.
— Мы сели в ее гостиной, — продолжила она. — Она дала мне стакан имбирного эля. Имбирный эль. Я подумала, что это странно. — Марти наморщила нос. — Кто пьет имбирный эль? А затем она сказала мне, что… — Марти посмотрела на потолок и выдохнула: — Ох, мам, я просто не хочу тебе говорить.
— Говорить мне что, Марти? — Зои подбадривала себя.
Она понятия не имела, о чем будет признание Марти, но знала, что оно ужалит.
— Она сказала мне, что беременна и что отцом ребенка является мой папа.
Зои глубоко вдохнула, а потом засмеялась:
— Ну, это нелепо.
— Я тоже так думала, — спешно сказала Марти. — Но затем она сказала мне, что папа помог ей получить ту роль, которую, предполагалось, получишь ты в том фильме. Она сказала, что он заставил их переписать эту роль для более молодой женщины, чтобы она могла получить ее.
Зои едва дышала. Она вспомнила, как однажды Макс пришел домой из своего офиса и сказал ей, что поссорился со сценаристом. Он описал, как умолял того человека оставить героиню в сценарии такой, какой она была — идеально подходящей для Зои, — но сценарист захотел переписать эту роль для Тары Эштон. Макс казался действительно расстроенным из-за такого поворота событий. Вдруг Зои засомневалась, чья именно была идея переписать роль.
— Я все еще не могу в это поверить, — сказала она.
— Мам, я верю, — наклонилась Марти вперед. — Она собиралась провести тест ДНК, чтобы доказать, кто отец ребенка. У нее был пучок папиных волос… и она показала мне его.
Зои опять засмеялась, на этот раз не так сильно.
— У него едва ли вообще были волосы, — сказала она.
— Я знаю это. Но у нее был этот локон, и он был похож на его, ну ты знаешь, немного вьющиеся волосы, такие, какими они были у него на макушке, и она сказала, что воспользуется ими, чтобы провести тест ДНК, и что все это будет освещаться газетами и все такое, если только…
— Если только что?
— Если только она не получит часть папиного наследства.
— Папиного наследства? — Зои покачала головой. — Дорогая, я просто не могу поверить…
— Мам, ты никогда ничему не веришь, ты об этом знаешь? — Марти встала, размахивая руками. — Ты никогда не верила, что я делала что-то плохое, когда я творила черт знает что направо и налево. Ты никогда не верила, что папа мог сделать что-то плохое, когда половина Голливуда знала, что он изменял тебе. Ты даже не веришь, что маленький ребенок там, в спальне, скоро умрет.
Она указала на дверь в спальню.
Зои закрыла глаза. Все, что она могла видеть сейчас, были мягкие, вьющиеся волосы на затылке Макса.
— Мам, просто у меня не было выбора, — продолжала Марти. — Она собиралась, так или иначе, сделать тебе больно. Я ненавидела ее за это, за то, как она планировала заставить тебя пройти через все это, особенно сразу после смерти папы. Она либо собиралась пойти прямо к тебе и рассказать о себе и об отце, и тебе пришлось бы дать ей денег — а она хотела много денег, — чтобы она молчала. Либо она собиралась раструбить эту новость по всему миру. Так она мне сказала. В любом случае тебе было бы больно, а я просто… — Марти покачала головой и опять села на диван. — Она вешала тогда картины, — сказала она. — И у нее на журнальном столике лежал молоток. Я…
— Я уверена, ты на самом деле не хотела этого делать, — сказала Зои. — Ты, вероятно, просто импульсивно схватила молоток и…
— О нет, я хотела это сделать, мам, — поправила ее Марти. — Я хотела стереть эту самодовольную улыбку с ее лица. Я схватила молоток и… о Боже, я просто сурово покарала ее.
Зои молчала. Долгое время никто из них не говорил. Затем наконец Зои осмелилась задать еще один, преследовавший ее вопрос.
— Ты… ты хоть чуть-чуть раскаялась в этом, Марти? — спросила она. — Я хочу сказать, тебя не волновало то, что ты убила ее? То, что ты забрала чью-то жизнь?
— Если бы она была порядочным человеком, то я бы жалела об этом, — ответила Марти. — Так же, как я жалела бы Анжело, если бы он не был таким подонком. Тара тоже была мерзавкой. Она заслуживала именно то, что получила.
Что могла сказать Зои? Как ты ответишь своему ребенку, когда он позволяет увидеть зло в себе? Дополнительные обвинения не помогут, в этом она была уверена. И в любом случае она была не менее Марти виновата в том, что произошло.
Она наклонилась к своей дочери.
— Марти, — начала она, — во-первых, спасибо за то, что рассказала мне это.
Марти отвернулась от нее, рассматривая пол в углу гостиной.
— Во-вторых, дорогая, тебе нужна помощь, — продолжала Зои, ее голос был спокойным, хотя внутри все бурлило от противоречивых чувств. — Ты это понимаешь? Ты всегда была… проблемной. В этом моя вина, я знаю. И ты права — я не хотела этого замечать. Я никогда не оказывала тебе помощи, когда ты в ней нуждалась. Но я хочу помочь тебе сейчас.
— Не думай ни о чем таком, мам, — сказала Марти. — Я не собираюсь сдаваться властям. Они посадят меня опять в тюрьму. Ты ведь знаешь.
— Этого я хочу меньше всего, — сказала Зои. — Я не позволила бы им посадить тебя снова в тюрьму. Я знаю, что тебе не это нужно, дорогая.
— Но именно это и произойдет, мам. Если ты меня сдашь, они навеки упрячут меня туда.
Из спальни донесся резкий звук, а потом снова наступила тишина. Зои, испугавшись, прислушалась, но затем вновь услышала дыхание Софи.
— Софи так больна, Марти, — сказала она. — Я думаю, мы должны…
— Мам, если ты опять думаешь о том, чтобы достать где-то помощь для нее, то просто забудь об этом, — сказала Марти. — Я убила двоих людей.
Она намеренно говорила медленно, как будто боялась, что ее мать потеряла способность понимать ее.
— Еще одно убийство уже ничего не изменит. Тем более человека, который уже наполовину мертв.
Марти встала, и сердце Зои наполнилось страхом.
— Не смей прикасаться к этой девочке, — предупредила она дочь.
— Не волнуйся, — сказала Марти, выходя на улицу. — Я и не думала причинять вред твоей драгоценной малышке.
Софи встала в этот день позже обычного. Прихрамывая, она пошла в гостиную, и Зои, лежа на диване, проследила за ней взглядом.
— Как ты себя чувствуешь, малышка? — спросила она.
