И платье на Гале тоже белое, легкое, в мелкий модный цветочек и с рукавами «фонарик». И носочки тоже беленькие, и босоножки новые, на каблучке… Галя вытянула вперед загорелые ноги и устроилась поудобнее. Вот бы так сфотографироваться, в этом кресле и в этом платье, а карточку девчонкам послать! И чтоб Мишка Орлов тоже ее обязательно увидел…
На коленях у Гали лежал номер «Правды» недельной давности — разворот с текстом речи товарища Сталина на XVI съезде ВКП(б). Только минуту назад Галя, подперев подбородок рукой, внимательно вчитывалась в ровные черные строчки: «Период со времени XV съезда до XVI съезда был переломным как для капиталистических стран, так и для СССР. Но между изменениями в положении капиталистических стран и СССР — коренная разница. В то время как перелом этот означал для СССР поворот в сторону нового, более серьезного экономического подъема, для капиталистических стран перелом означал поворот к экономическому упадку. У нас, в СССР, растущий подъем социалистического строительства и в промышленности, и в сельском хозяйстве. У них, у капиталистов, растущий кризис экономики и в промышленности, и в сельском хозяйстве…»
Утомившись, Галя отложила страницу и провела рукой по лицу. Уж больно мелок этот газетный шрифт. Перед глазами уже черные точки скачут, а она еще и половины речи дорогого товарища Сталина не одолела. И ведь как верно он все говорит! Конечно, у них — упадок, у нас — подъем. И еще какой!
«Люди, болтающие о необходимости снижения темпа развития нашей промышленности, являются врагами социализма, агентами наших классовых врагов…» Конечно! А враги — кругом, нельзя терять бдительность. Вот хотя бы эти ее соседки по комнате… Галя усмехнулась. Пожилые тетки, сморщенные все, сухие, одеты кое-как. Эта Измайлович такая смешная, все ходит с корзиночкой, собирает травы, говорит, гербарий сделает… Зачем ей гербарий? Впрочем, вторая еще страннее. Даже как-то не верится, что она — знаменитая террористка Спиридонова, организатор левоэсеровского мятежа 6 июля 1918 года. Впрочем, это уже было так давно… Теперь она просто тетка как тетка. Старая уже, наверное, какой уж в таком-то возрасте террор! Но все равно бдительность не помешает.
Галя недовольно поморщилась, вспомнив, как соседки сегодня утром ловко отделались от ее общества. Каждый день после завтрака Спиридонова и Измайлович отправлялись на долгие прогулки вдвоем. Галю уже давно интересовало, куда же они ходят. В этот раз она опять попыталась пристроиться в их компанию, но ничего не вышло. «Галочка, мы с Саней уже пожилые женщины, наше общество вам вряд ли интересно. Да и на солнце нам нельзя подолгу бывать. А вы, Галочка, идите на пляж к молодежи…» Ух, старые конспираторши!
Галя снова уткнулась в страницу «Правды». Но глаза, видно, устали основательно — через десять минут опять пришлось сделать перерыв. Как там говорила старенькая санаторная докторша? Вроде бы глаза отдыхают лучше, если смотреть вдаль и на зеленое… Галя откинула голову и принялась разглядывать парк. Среди аккуратно подстриженных кустов к морю сбегали, теряясь из виду, ровные желтые дорожки. Гуляющих в эту пору мало: кто на пляже, а кто спит после обеда. Вот часа через два, ближе к вечеру, в парке станет интересно. Хотя… Постойте-ка, а кто это там, у самых ворот? Галя вгляделась попристальнее и чуть не ахнула: Спиридонова с Измайлович, и не одни! Ее соседок по комнате явно поджидал какой-то высокий мужчина. Вот они подошли, вот поздоровались, вышли из ворот и быстро направились куда-то налево… Вроде бы в сторону бывшей дачи Врангеля.
Дача Врангеля, по правде говоря, была излюбленным местом прогулок не только Спиридоновой и Измайлович, но и прочих отдыхающих. Хотя саму дачу Врангель при отступлении лично расстрелял, там остались прекрасный парк, подвалы и небольшой мол в уютном заливчике, который раньше служил причалом личной врангелевской яхты. Но Галю сейчас интересовали не столько ее соседки, сколько встретивший их неизвестный. И уже ведь вроде бы не в первый раз она его видит…
Дорожка подвела их прямо к дому Врангеля, то есть к тому месту, где раньше был вход в дом. Неподалеку от бывшего крыльца стояла каменная скамейка, непонятно, каким чудом уцелевшая. Мария Спиридонова остановилась и вопросительно взглянула на своих спутников:
— Ну что? Пойдем дальше или поговорим здесь?
Саня Измайлович пожала плечами и ничего не ответила, Мужчина — партийным товарищам он был известен под фамилией Иванов — внимательно огляделся:
— Как хотите. Если вы считаете, что здесь нас никто не услышит…
— Думаю, никто. Давайте присядем.
Спиридонова первая опустилась на скамейку. Саня Измайлович последовала ее примеру. Иванов же остался стоять.
— Так что вы хотели мне сообщить? — с места в карьер начала разговор Спиридонова, не признававшая долгих предисловий. — Что вы задумали?
С Ивановым они были знакомы несколько лет, но знакомство было не слишком близким. Он был сильно моложе обеих женщин, в партию левых эсеров вступил в начале восемнадцатого. Во время июльского мятежа Иванов лежал в тифозном жару — это-то и спасло его от расправы. И потом ему страшно, небывало везло: репрессивные и карательные меры обрушивались в основном на других, он же был на заметке у НКВД — ГПУ — и только. И вот теперь Иванов решил, что пришло время действовать. Вообще-то он был одним из немногих уцелевших партийцев, которые еще надеялись на возрождение своей партии.
Иванов начал объяснять свою задумку. По сути дела, он собирался организовать в Крыму отделение партии левых эсеров и устроить ряд террористических актов против существующей власти. Сначала он говорил осторожно, путаясь и сбиваясь, но потом разгорячился, глаза заблестели, голос окреп.
— Это власть преступников, против которой нужно бороться до последнего, — подытожил он.
Саня Измайлович испуганно посмотрела на Спиридонову. Но та не шевельнулась, только лицо у нее словно окаменело.
— Подумайте, Мария Александровна, — горячо продолжил Иванов, — подумайте, что сейчас начинается в стране! Неугодных арестовывают по малейшему подозрению, случается, что и расстреливают без суда и следствия!
— Да, — проронила Спиридонова. — А за покушение на Ленина было расстреляно чрезвычайниками пятнадцать тысяч человек.
Иванов опешил:
— Откуда вам это известно?
— Мне говорили это коммунисты и чекисты. 7
