— Знаешь, что есть истинное богохульство, Осмонд? Женщина! Вот мерзость пред Господом! Суккуб, что уловляет бессмертную душу мужчины! Она разрушает все, что он строит! Она низводит его в прах! Она отвращает мужчину от Христа и увлекает в дьявольские сети! Никто не спасется от нее! Лишь тот, кто устоит перед искушением, сможет ее побороть! Однажды ты сам поймешь это, Осмонд! Однажды, когда женщина навеки сгубит твою душу!
Адела вскочила, спрятала лицо в руках и исчезла за фургоном. Бросив яростный взгляд на Зофиила, Осмонд бросился за ней.
Сигнус поднялся и с перекошенным от злости лицом накинулся на фокусника.
— Как ты можешь так говорить о женщинах, особенно об Аделе? Ты не видел от нее ничего, кроме добра! Или ты забыл женщину, которая произвела тебя на свет?
— А где тут про волка? — вмешалась Наригорм.
Зофиил вытряхнул в рот осадок из стакана.
— Я к нему и веду. Ты угадал, камлот, нас преследует волк в человечьем обличье. С тех пор, как я услыхал вой в пещере, я знал, что когда-нибудь он настигнет меня.
— И все это из-за девицы?
— Кому нужна эта безмозглая шлюха? Тогда они бы послали за мной подручных пристава, но за нами охотится епископский волк. Церковь нанимает их для розыска того, что ей принадлежит, и щедро платит за службу — если, конечно, наемникам удается вернуть похищенное. Месяцами, а то и годами волки выслеживают добычу, будь то украденные реликвии или драгоценности. Волки не подчиняются законам. В аббатствах и церквях не счесть ценностей, о происхождении которых аббаты и епископы предпочитают помалкивать. Волки не станут хватать вора и тащить его в суд. У волков свое правосудие: они и судьи, и присяжные, и палачи.
— Но ты ни разу не упомянул о краже. Разве ты что-то украл?
— Ничего я не крал! Я взял то, что принадлежало мне! То, что получил в благодарность за исцеления. Это ведь я, вот этими руками, исцелял недужных, а не церковь!
Меня одолевали сомнения.
— Так ты взял приношения, которые были пожертвованы церкви в благодарность за исцеления?
— Та металлическая тарелочка, которую я нащупал в незапертом ящике! Теперь я понял, что это было! — неожиданно воскликнул Сигнус. — Это же дискос! Тарелка слишком мала, чтобы класть на нее что-нибудь еще.
— Пусть она и стоит сущие пустяки, но она принадлежит мне.
В глазах Сигнуса забрезжило понимание.
— Выходит, если Жофре обнаружил что-то в твоих ящиках, он сообразил, что эти предметы не могут принадлежать странствующему фокуснику. Так вот что он имел в виду, когда угрожал шепнуть кому надо словечко! Он не знал, кто ты, но понимал, что честный мирянин не может владеть такими вещами!
— Вот именно! — яростно воскликнул Родриго. — Ты угрожал, что сдашь Сигнуса людям пристава, а сам и не собирался! Зачем тебе, беглецу от закона, свидетельствовать в суде? Ты изводил Сигнуса только потому, что это доставляло тебе удовольствие! Ты обвинил Жофре в воровстве, хотя сам...
— Они принадлежат мне, — упрямо перебил Зофиил, стараясь не встречаться глазами с Родриго.
Чтобы не допустить ссоры, мне пришлось вмешаться.
— Не пойму, почему волк не забрал драгоценности сразу?
— Он не был уверен, что они у меня. Не думаешь же ты, что я в открытую их похитил? Я не так глуп. Я подстроил так, будто церковь обворовали. В моем приходе хватало воров и чужестранцев, готовых позариться на церковное имущество ради того, чтобы заплатить шлюхе или трактирщику. У волка не было доказательств — вот он и дожидался случая, чтобы самому обследовать повозку. Или думал, что я по глупости отважусь продать какую-нибудь ценную вещицу.
— А мы, сами того не желая, защищали тебя, мешая ему осуществить задуманное.
— До того дня в часовне, когда этот ни на что не годный калека оставил дверь незапертой. Тогда и пропал серебряный потир.
— И ты обвинил в краже Жофре.
— Потир взял волк. Это было предупреждением.
Родриго сжал кулаки.
— Значит, тебе было известно, что Жофре ничего не крал!
Мне пришлось схватить Родриго за руку.
— Клянусь, тогда я не знал об этом! Я подозревал Жофре! Думал, что он украл потир и продал в городе. Тем утром я отправился туда, но не обнаружил ни следа пропажи. Тогда я понял, что потир забрал волк.
Родриго тяжело дышал. Тело напряглось, словно перед броском. Оставалось молиться, чтобы ему удалось обуздать свой гнев, иначе ни мне, ни Сигнусу его не удержать.
— А то... то, что случилось с Жофре, — тоже было предупреждением? — Голос Родриго прерывался от слез.
Зофиил не ответил.
Меня била дрожь. Языки пламени плясали под порывами ледяного ветра. Родриго осел на землю, прижав кулаки ко рту, словно сам не мог поверить в свои слова.
Кое-что в рассуждениях Зофиила показалось мне странным.
— Но если ты знал, что тебя преследует не зверь, зачем оставлял отравленное мясо? Разве человек способен клюнуть на такую уловку?
— Он мог спускать по нашему следу собак. На открытой местности волк не стал бы рисковать, подходя слишком близко. Избавившись от собак, мы оторвались бы и от него самого! Кроме того, он мог решить, что мясо обронили случайно, и поддаться искушению. Найти пропитание в глуши ему не легче, чем нам.
— Ты хотел отравить человека! — воскликнул Сигнус. — Ты знаешь, как мучительна смерть от яда?
Лицо Зофиила превратилось в маску ужаса и ненависти.
— Что с того? Его ждала быстрая агония, а вот когда он найдет меня, мои страдания будут длиться долго.
Внезапно меня пронзила острая жалость. Мук, которые испытывал Зофиил, не пожелаешь и злейшему врагу!
— Послушай, Зофиил, — мне хотелось, чтобы голос звучал мягко, — с тех пор, как украли потир, прошел месяц. Если волк охотится за тобой, то почему медлит? Он мог схватить тебя сразу, как только раздобыл доказательство.
— Ну почему ты так глуп? — взвизгнул Зофиил. — Ты не слышал, что я сказал? Он не собирается тащить меня в тюрьму! Никакого суда не будет! О, этот человек наслаждается своим ремеслом! Убийство для него искусство. Ему нравится ощущать свою власть, нравится сознавать, что он может напасть в любую минуту! Но для начала пусть жертва помучается. Как защититься от человека, которого ты никогда не видел? Я все время ищу его глазами. Наверняка не раз касался в толпе его плеча! Он всегда рядом, ждет своего часа. И когда он застанет меня одного, то убьет, и никто не сможет ему помешать.
И, словно в подтверждение слов Зофиила, ветер принес волчий вой. Фокусник вздрогнул так сильно, что нож выпал из дрожащих пальцев и беззвучно упал в траву. Стоя на четвереньках, несчастный все еще шарил руками по земле, когда вой, отразившись от поверхности древних камней, раздался вновь. Зажав уши руками, Зофиил упал и жалобно заскулил.
