сестру самой.
— И то обаяние действовало не только на принца?
— Да… Это было первое волшебство, оно действовало на всех мужчин.
— А второе — куртка? Да? Волшебные нитки, иголка или…
— Иголка.
— Ясно. И оно уже было адресным? Воздействовало лично на принца?
Синди расплакалась, со страхом покосилась на бесстрастное лицо Мариона.
— Простите меня, Ваше высочество! Кара не предупреждала, что приворот опасен… А я… я… У меня не было выбора. Кара сказала, что она бедна и не может меня обеспечить приданным. — Я услышала, как скрипнули зубы принца. Вот же… Ведьма! — А с моей внешностью меня даже угольщик в жёны не возьмёт…
Я постаралась сдержать свою жалость. Эта девчонка однажды меня предала… Правда, в этот раз скорее спасла…
— Почему же ты сейчас выступила против своей матери?
Плач Синди перерос в рыдания. Я не выдержала, подошла и обняла её.
— Синди, ответь.
— Она взяла меня с собой, чтобы воздействовать на Ма…ма… принца. Ей было наплевать на меня… Она… Я в тюрьме умоляла её…
— В тюрьме?
— Дезирэ… Когда Марион исчез, он схватил меня и угрожал пытками, если… Я просила Кару… Но она… Она рассмеялась и сказала, что ей плевать, что со мною будет. Пусть меня… пусть… взвод с-с-солда-ат…
Некоторое время сестрёнка не могла говорить, только рыдала в моё плечо. По-настоящему. Некрасиво, отчаянно, дико, а я гладила её жёсткие рыжие волосы и ждала.
— А потом… Дезирэ просто… он просто велел мне не мешать. А Каре предложил союз. И та сразу согласилась. Он пообещал ей титул графини. И… и… Я поняла, что Кара меня использовала… просто использовала! А я ей верила… Как маме, как… Я думала, она меня люб-би-и-ит…
— Тише-тише, — прошептала я беспомощно.
Ну что тут скажешь… Марион вздохнул:
— Девчонки, идёмте есть. Рыба уже готова, её хватит на всех.
Люблю его. Чёрт! Как же я люблю этого самого доброго человека в мире!
— Знаешь что, — я решительно отстранила Золушку, — во-первых, возьми себя в руки. Мы тебя прощаем. И не бросим. Будет у тебя это чёртово приданое. И вовсе ты не уродина. Очень даже хорошенькая, просто не по местным канонам. Но я тебе сделаю причёску и научу делать маски для лица и рук. Да кавалеры ещё в очередь выстроятся, чтобы просто потанцевать с тобой! И вообще, рыжий — самый редкий цвет волос. А у тебя ещё и глаза серые.
— Как болото, — всхлипнула Синди, успокаиваясь.
— Болото бурое. А у тебя глаза — как осеннее небо. Это красиво, Синди. Кто бы что ни говорил. А сейчас пошли. Ради тебя, понимаешь, принц старался, готовил, а ты развела сырость. Идём есть. И… кстати, отдай мне хрустальную туфлю.
Золушка удивлённо уставилась на меня:
— З-зачем?
— Чтобы всё было по сказочному. Я отпляшу свой бал, посею башмак, а Рион потом меня найдёт. Сказочный сюжет, ничего не поделаешь. Будем танцевать по правилам.
* * *
Ночью мне снова приснился рыжий кот. Он ласкался и мурчал. И я обрадовалась ему как родному. Почесала за ушком:
— Давно тебя не было! Совсем забросил меня!
Между прочим, с того самого дня, как я попала в Вечный замок, не приходил! У, морда нагл…
Или не мог прийти? А… почему?
Я пристально всмотрелась в виноватую морду. Рыжую морду с чёрными из-за расширившихся зрачков глазами. Затем всмотрелась ещё внимательнее. Огромный, словно мейн-кун. Он мурчал, тёрся, словно хотел мне что-то сказать…
— Папа? — прошептала я, ещё не веря.
Кот ткнулся в меня широким лбом.
— Папа! — закричала я и расплакалась от счастья.
Ну конечно! Он же рождён в этом мире! И мама его всегда называла Котом, а папа всерьёз утверждал, что он — Кот в сапогах. И в детстве я очень смеялась. Это вообще была моя самая любимая сказка! Должно быть, вернуться в свой мир он не смог, а вот приходить ко мне во сне — смог.
Я сгребла котяру и прижала к себе. Он положил морду и лапы мне на плечо.
— Пап, со мной всё хорошо. Я выхожу замуж. Он принц, но это ничего страшного, он всё равно хороший. Самый лучший. Его зовут… Подожди… Это твой друг, Марион. Представляешь, я выхожу замуж за твоего друга.
Кот отстранился и посмотрел на меня жёлтыми круглыми глазами. Его зрачки сузились. Хвост задёргался.
— Я его люблю. Честно. Здесь прошло лет пять, не больше. Такие временные парадоксы. А ещё я видела Рапунцель. И отправила её в ваш мир. Случайно. Так что вы её там поищите, хотя Фаэрт… ну, Волк, Румпельштильцхен, говорил, что при переходе занести может куда угодно… Мари непременно что-нибудь придумает, чтобы мы могли общаться. Что-нибудь вроде скайпа.
Я всё говорила и говорила, рассказывая папе всё, что со мной произошло за это время, а он, усевшись и обернув лапы хвостом, внимательно слушал, чуть щуря глаза и топорща усы.
У нас всё получится! Обязательно. И, клянусь, я снова увижу маму и папу. И услышу их.
Пусть и не смогу вернуться в свой мир…
Полгода спустя
Хлопнула дверь, мороз ворвался в жарко растопленную комнату. Я помешала похлёбку, попробовала на соль и добавила ещё немного. Позади на пол посыпались дрова, а затем ко мне подошли, обняли, и моего затылка коснулись горячие губы. Я улыбнулась, как всегда тая в его объятьях.
— Поднимается метель, — сказал Марион. — Думаю, завтра будет не выйти. Я принёс дров побольше.
— Как съездил? Какие новости?
— Весной Гильом женится. Быстро, конечно, для короля. Года не прошло после начала сватовства. Но все закроют на это глаза, ведь у короля нет наследников.
— На Белоснежке?
— Ага. На ней. Это означает долгожданный мир между двумя королевствами. Значит, жизнь начнёт налаживаться потихоньку. Крестьяне без помех соберут урожай, торговцы будут безбоязненно торговать. Меньше смерти, меньше голода, меньше болезней. А, значит, когда мы по весне продолжим странствия, то можем неплохо заработать. Как знать, может как раз наступает век искусств? Как думаешь? Кстати, графиня Катарина, та, которая спасла меня от Дезирэ, уже вышла замуж за Рамиза — Офет прислал письмо. А ещё, тебе понравится, Осёл написал, что сговорился с Ноэми. Их свадьба тоже намечена на весну.
Я фыркнула:
— Очень странная пара. Чопорная Ноэми и пылкий Офет.
— Ну… рыжие ему разонравились, что поделать.
Я рассмеялась. Почувствовав, как Марион пожал плечами, запрокинула лицо. Он развернул меня к себе, всмотрелся в глаза чуть виновато и немного лукаво. Точно что-то задумал! Рион всё ещё оставался принцем, и мы могли бы ни в чём себе
