мой нерв находится в состоянии повышенной готовности, до того момента, когда я вижу, как к ограде вокруг бассейна приближается фигура, и там загорается свет.
Это женская фигура. Я очень хорошо ее знаю, потому что думал о ней чаще, чем хотел бы признаться.
Белла по какой-то причине гуляет у бассейна в полночь.
Глубоко вздохнув, я иду к задней двери. Я говорю себе, что иду проведать ее, потому что беспокоюсь о ее безопасности. Потому что она призналась, что ходит к психиатру и что у нее посттравматическое стрессовое расстройство и панические атаки. Я не знаю, как прошел ее сегодняшний прием. Я не знаю, может, она достигла какого-то предела, о котором мне не сказала.
Я говорю себе, что это не имеет никакого отношения к возможности того, что на самом деле все в порядке и что Белла может быть в бассейне ночью, в купальнике.
Но мой пульс снова учащается, сильно бьется в горле при одной только мысли об этом.
Я тихо пересекаю двор и подхожу к внешней ограде вокруг бассейна. Мне требуется мгновение, чтобы увидеть, где она стоит, вокруг бассейна горит всего несколько фонарей, но, когда я это делаю, мне кажется, что на мгновение у меня перехватывает дыхание.
Белла стягивает через голову толстовку и бросает ее на шезлонг, и мой член мгновенно твердеет при виде ее в одних джинсах и бикини. Черная ткань облегает ее полные груди, приподнимая их, ее грудь, руки и плоский, подтянутый живот обнажены, и я вижу, как напрягаются мышцы на ее животе, когда она снимает футболку.
Когда я шел сюда, у меня не было ни малейшей эрекции, но мой член вдруг стал болезненно твердым, натягивая переднюю часть треников.
Ее рука тянется к пуговице джинсов, и мне приходится стиснуть зубы, чтобы подавить стон.
Она чертовски великолепна. Такая же красивая, как я себе представлял, и даже лучше. Ее густые каштановые волосы собраны на голове, оставляя изгиб гладкой шеи обнаженным, вплоть до острой линии ключиц. Когда она спускает джинсы с бедер, обнажая под ними лишь нижнюю часть бикини, мой член опасно пульсирует.
Ее ноги длинные и мускулистые от бега, и, когда она изящно выходит из груды джинсов, моя рука сгибается рядом с боком, так и норовя обхватить мой ноющий член. Я не успею подняться наверх, как мне придется снять с себя одежду. Возможно, я даже не успею вернуться в дом. Я не испытывал такого болезненного возбуждения, боже, я не могу вспомнить, чтобы когда-нибудь был таким твердым. У меня кружится голова от желания, и я хочу ее так сильно, что это причиняет боль.
Ни одна из моих фантазий о том, как она может выглядеть в столь скудной одежде, не могла и близко подойти к реальности того, насколько она великолепна.
Только когда она отходит от шезлонга в сторону воды, я вспоминаю, что делаю. Мне нужно вернуться в этот чертов дом.
Меня захлестывает чувство вины, потому что я делаю именно то, чего боится Белла. Стою и смотрю на нее, наблюдаю за ней, когда она беззащитна и уязвима. Я понятия не имею, что она делает здесь ночью в купальнике у бассейна, но у меня есть слабая догадка, и если в ней что-то есть, то самое дерьмовое, что я могу делать, это стоять здесь и глазеть на нее, фантазируя о ней.
Вожделеть ее.
Моя грудь болит, боль в ней воюет с пульсирующей болью в моем члене, и все, о чем я могу думать, это о том, что мне нужно уйти. Мне нужно вернуться в дом. Но я не могу перестать смотреть на нее. Она самая великолепная из всех, кого я когда-либо видел. Какая-то часть меня думает, что я сплю, что все это не реально. Что я не могу видеть то, что столько раз с чувством вины представлял себе, и что это превосходит все мои фантазии.
Сжав челюсти, я делаю шаг назад. Моя нога поскальзывается на гравии, и я вздрагиваю, надеясь, что Белла не услышала этого. Но я вижу, как она вздрагивает, застывает на месте у края бассейна и медленно поворачивается. Ее глаза расширяются, когда она видит меня, ее губы слегка раздвигаются, и я знаю, что она будет в ярости. Обижена. Испугана.
Она имеет на это полное право.
— Прости, — быстро говорю я. — Я заметил движение внутри дома и забеспокоился. Я вышел проверить и убедиться, что на территории нет никого, кого не должно быть. Я возвращаюсь в дом. — Слова вылетают быстро, тесня друг друга, и я надеюсь, что она не заметит моего возбуждения, и я достаточно далеко в тени, чтобы она не смогла этого заметить.
Белла похожа на оленя, попавшего в свет фар. Ее руки обхватывают себя, и я вижу, как она снова вздрагивает, словно осознает, что на ней только купальник.
— Я пойду обратно, — быстро повторяю я, начиная поворачиваться, и тут слышу ее голос позади себя.
— Подожди!
Ее голос звучит немного дрожаще, неуверенно. Я слышу колебания в каждом слове, когда она снова начинает говорить.
— Я просто хотела искупаться. Когда была уверена, что меня никто не увидит…
И ты увидел. Ты испортил то, что она пыталась сделать для себя. Отличная работа.
— Но… ты не хочешь присоединиться ко мне? — Ее голос прорывается сквозь мою мысленную канитель, и я приостанавливаюсь, размышляя, правильно ли я ее услышал. — Это довольно весело, быть здесь ночью.
Я знаю, что принять ее предложение — плохая идея. Худшая из идей. Мне и так тяжело напоминать себе о профессиональной дистанции, которую я должен соблюдать, о том, как я должен поддерживать границы, которые я для себя установил, когда мы находимся в доме и рядом есть другие люди. Когда я делаю самые простые вещи рядом с ней. Когда мы в спортзале. Когда она спит в моей кровати. Все случаи, когда другие люди находятся на расстоянии этажа или двух, когда мы одни, но не совсем одни.
Это самое изолированное время, когда мы вдвоем. И я знаю, что идти с ней купаться в темноте, когда между нами так мало одежды в тихой интимной обстановке ночи, — это рецепт катастрофы.
И все же я заставил себя повернуть обратно к воротам.
— У меня есть пара шорт в домике у бассейна, — говорю я, закрывая за собой ворота и защелкивая их. — Я просто пойду и переоденусь.
Белла кивает, покусывая нижнюю губу, когда опускается на край бассейна, свесив ноги в воду,
