Рэйвен встает, выходит из комнаты, только что бы вернуться с моими братьями.
Сглотнув, я киваю, когда они входят, напряженно и неуверенно.
Они садятся на кровать позади меня, и Рэйвен возвращается на свое место рядом со мной.
Она забирает пульт из моих рук и жмет на «плей».
Несколько секунд тянутся, как часы, и тогда…
— Это так раздражает, тебе обязательно делать это каждый день?
Мои мышцы замирают, когда голос Мэллори заполняет комнату до того, как появляется изображение.
Ее лица не видно, потому что камера снимает ее сзади, пока она сидит у изголовья кровати, которую я не узнаю.
Стена на заднем плане кадра это большое открытое окно, выходящее на… сад.
— Хватит жаловаться, это не для тебя.
Виктория.
— Вот черт, — доносится от Ройса.
Внезапно она ложится на живот рядом с Мэллори. Когда она это делает, Мэллори разворачивается, ее тело появляется в кадре в полный рост.
Ее живот круглый и…
Мои ребра сжимаются, все мое тело стягивает узлом.
Зоуи.
Мои глаза взлетают к животику Рэйвен и обратно к экрану.
Это. Это то, как выглядела моя дочь, пока росла в безопасности внутри ее матери.
Рука Рэйвен сжимает мою, и мы смотрим, как Виктория вытягивает что-то из-за спины.
Книга.
Она открывает ее где-то посередине, ее длинные светлые волосы спадают с плеча и закрывают ее лицо от камеры. В этот момент я думаю, как бы мне хотелось откинуть их, как мне нужно видеть ее губы, когда с них слетают слова. Ее рука влетает в кадр, делая именно это.
Виктория поднимает взгляд, и в ее глазах я вижу боль, страх, которые отражаются в моей груди.
Чего ты боялась?
Она быстро поднимается с матраса, камера выключается как раз, когда Мэллори зовет ее по имени.
Включается следующее видео, затем еще одно, на каждом из них Мэллори, и ее растущий живот.
На следующем ветер раздувает волосы Мэллори, пока она стоит перед цветочной клумбой.
Наверное, она услышала что-то, чего не слышу я, потому что она поворачивается, хмуро глядя в камеру.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает ее Виктория.
Плечи Мэллори опускаются.
— Словно кто-то играет в футбол в моем животе.
Рэйвен хихикает, ее свободна рука двигается на ее собственном животике, и Мэддок придвигается ближе к ее спине.
— Это раздражает, — говорит Мэллори Виктории.
Рэйвен говорит те же слова, что вырываются у Виктории, одновременно с ней.
— Ничего подобного.
Мэллори закатывает глаза и подходит ближе к экрану.
Она тянется рукой, и затем камера падает, но не отключается. Кадр обрезан, показывая вид только половины их тел.
Она хватает Викторию за запястье и кладет ее руку на свой выпуклый живот.
Виктория, кажется, замирает, но потом она расслабляется, и медленными, нежными движениями она раскрывает ладонь шире.
Проходят секунды, и затем следует ее воздушный смех, и мой пульспереходит в дикий бег, бьется сильнее.
— Баскетбол, — шепчет она.
Мы были в ее мыслях уже тогда.
Я был в ее мыслях.
Отец ребенка, за ростом которого она наблюдала, парень, которого она не знала, и с кем у нее не было причин связываться.
Но она делала это для невинной маленькой жизни под ее ладонью.
Видео переключается на следующее, и я вскакиваю на ноги, подходя ближе к экрану телевизора.
Больница…
Вот дерьмо.
Плач Мэллори наполняет комнату.
— Я не могу этого сделать. Я не хочу. — У нее вырывается судорожное дыхание. — Я должна была сделать аборт, как и собиралась, пока ты не вытащила меня из кабинета и уговорила на это.
Нет…
Клянусь, мои ребра трескаются одно за другим.
— Нет, не должна была, и я не останавливала тебя. Я предложила другой путь, и да, ты сможешь, просто… дыши, — говорит ей Виктория.
— Убери эту дурацкую камеру от моего лица, — резко бросает Мэллори.
— Не могу. Это не для тебя.
Внезапно крик Мэллори становится громче, и мое сердце начинает грохотать в груди, разбивая последний слой льда, образовавшегося за последние дни.
Слезы катятся по ее лицу, и она отчаянно сучит ногами под накрывающим ее одеялом.
— Ох, блин, — хрипит Рэйвен, но я не в силах посмотреть на нее.
Мои глаза приклеены к телевизору.
— Еще совсем немножко, — шепчет Виктория.
Дыхание Мэллори начинает выравниваться, ее глаза смотрят прямо в камеру.
— Мне больно, — плачет она.
Мгновение все колеблется, и затем камеру ставят.
Мои глаза прикованы к Мэллори, пока ее взгляд двигается по комнате, следуя за Викторией, как я думаю. Она оказывается у ее кровати с тряпкой в одной руке, а второй берет Мэллори за руку.
Я вдыхаю полные легкие воздуха, пока она протирает лицо Мэллори маленьким полотенцем, холодным или теплым, я не знаю.
Мэллори садится, насколько это возможно, пока ее лоб не прислоняется ко лбу Виктории. Виктория роняет полотенце, и поднимает руку, чтобы нежно убрать волосы с лица Мэллори.
— Почему ты не ушла, Ви? Я ужасно к тебе относилась.
— Ты одна, тебе пятнадцать, и ты рожаешь ребенка. Может, я бы тоже была ужасной, будь я на твоем месте. — Ее глаза мгновение двигаются по лицу Мэллори, и затем она садится на край кровати. — Тебе страшно? — шепчет она.
— Не по той причине, о которой ты думаешь, — признается Мэллори. — Только из-за боли.
Когда Виктория не отвечает, Мэллори говорит ей:
— Ты считаешь, я совершаю ошибку.
— Я здесь не для того, чтобы судить тебя.
— Но у тебя есть мнение.
Виктория проскальзывает ей за спину, собирая ее волосы, и начинает заплетать их.
— Только ты можешь знать, готова ты стать мамой или нет. Это твое решение, и, если ты не готова, и уверена в этом, тогда… Я думаю, признание этого делает тебя сильнее, чем кого-либо, кого я знаю.
Слова Виктории искажаются и превращаются внутри в холодное отчаяние.
Сильная. Она назвала ее сильной.
Так ли это?
— Но?
Виктория вздыхает, ее руки падают по бокам.
— Но это жалко, и неправильно, когда есть отец. Кто-то, кто может хотеть и любить ее всем сердцем, и ты не хочешь дать ему шанс.
Мэллори оглядывается через плечо, встречаясь с глазами Виктории.
— Он убьет меня.
— И твоя жизнь важнее жизни твоего ребенка?
— Я не хочу быть матерью, и не хочу никаких напоминаний об этом возле себя. Ты сказала, что
