Он весь сжался в большом зале, коленопреклоненный перед алтарем. Я встаю на колени рядом с ним.
— Ох, милое дитя, здесь должно было быть больше нам подобных, — вздыхает он. Сердце отзывается на грусть в его голосе. — Неужели народ Джойи Д'Арены так далеко отошел от пути Господнего, что не поворачивается к нему даже в такие времена?
— Возможно, положение дел еще не так отчаянно, — отвечаю я. — Возможно, они еще придут.
— Возможно.
— Отец, я тоже пришла не для молитвы.
Он испуганно смотрит на меня. Я рассказываю ему о луче света, которым атаковали наши ворота.
— Понимаете, отец? Это кровь. Они кормят кровью землю, и это позволяет им использовать амулеты.
Он смотрит на меня предостерегающе, его взгляд вдруг становится очень жестким.
— Ты хочешь попробовать сделать что-то с амулетом, который у тебя.
— Хочу. Отец, я должна попробовать.
Он резко падает ниц перед алтарем.
— Что у тебя на уме?
Приготовления занимают всего минуту. Я достаю амулет из-под одежды и гляжу на него, пока отец Никандро срезает церемониальную розу. Он жестом приглашает меня к алтарю.
— Нет, — отвечаю я. — Мы должны пойти в сад, где нас никто не увидит.
Он сомневается всего секунду, прежде чем повести меня к двери за алтарем. Монастырский сад очень мал, в нем есть только мраморный фонтан с тремя чашами и скамейка, поместиться на которой могут только двое. Мы садимся рядом, под решеткой, по которой вьется священный розовый куст. Розы не в цвету, поэтому со стеблей торчат длинные острые шипы.
Вместе мы поем «Глорифику». Правую ладонь я кладу на свой Божественный камень, левую — на амулет. Тоже Божественный камень, напоминаю я себе. И снова мне становится интересно, кто его носил. Его отделили от тела после смерти? Носитель отдал его по доброй воле, или же анимаги вырезали его из живота, пока тот кричал от боли?
Никандро так близко притягивает мою голову к своей, что наши носы едва не соприкасаются.
— Что ты ищешь, милое дитя?
Я делаю глубокий вдох, после чего изливаю все стремления моей души:
— Я ищу победы над моим врагом.
Укол глубокий и болезненный. Первая капля выступает очень быстро, и когда священник отнимает розу от моей руки, тотчас же выступают еще три. Они падают на хорошо утоптанную землю и блестят бусинами.
Пока сухая земля пьет мою кровь, я молюсь. Мысленно я отправляюсь к центру земли. Представляю, как у меня на груди амулет начинает светиться от магии. Я сосредотачиваюсь так сильно, что забываю, где нахожусь; сад в гроте, отец Никандро, ясное безоблачное небо над головой, все тает в напряжении и вызванном молитвой тепле.
Но ничего не происходит.
Я открываю глаза и смотрю на священника.
— Может, нужно больше крови? — спрашивает он скептически.
Весь воздух покидает меня, оставляя лишь разочарование.
— Если это был способ, то я должна была хоть что-то почувствовать. Я знаю, что я не колдун, но у меня живой Божественный камень! Я должна быть в состоянии что-то сделать!
Он обнимает меня за плечи.
— Может, пророчество говорит не о том, что ты должна что-то сделать. Может, оно говорит обо всех Носителях.
Я кладу ему на плечо голову.
— Это та странная мысль, о которой вы говорили мне? Которую вы не можете объяснить?
— Да, это та самая, — вздыхает он в мои волосы.
Я тороплюсь в свои покои, меня тошнит от собственной беспомощности. Залы пустынны, мои шаги отдаются в них эхом. Гектор был прав, Инвьерны не должны завладеть моим камнем. Но я ненавижу чувствовать себя бесполезной. Я хочу быть на стене вместе со всеми, носить ведра с водой и помогать раненым.
Как много времени потребуется анимагам, чтобы восстановить силы и атаковать снова? Час? День? Осада не будет долгой, вот в чем я уверена. Сердце сжимается, когда я думаю о храбрых людях из Мальфицио, о том, на какой риск они пошли, сколько жизней было потеряно. Все впустую, ибо моя стратегия предполагала затяжную осаду, выматывающую врага.
Вероятность, что Умберто погиб ни за что, невыносима.
Розарио и Мара свернулись на моей постели. Химена сидит перед незажженным камином, штопая юбку.
— Что случилось, Элиза? — спрашивает тускло Мара, как только видит меня.
— Анимаги атаковали нас, мы отбили атаку.
— Папа их всех попереубивает, — говорит Розарио.
Мы с Хименой обмениваемся печальными взглядами. Потом я плюхаюсь на кровать рядом с ним и крепко обнимаю, но он выворачивается, бросая на меня недружелюбный взгляд.
Я прикасаюсь к своим амулетам — к мертвому Божественному камню и уродливому кулону — и думаю о том, насколько пустые победы они символизируют. Я не смогла ничего добиться с Мальфицио. Я не смогла использовать свой Божественный камень против врага, как предсказывал Гомер. Наверное, спустя столетия священник покажет молодому Носителю список его предшественников, ткнет пальцем в мое имя и скажет: «Ах, да, Лючера-Элиза. Еще один бесполезный Носитель».
Я гляжу на маленького сына Алехандро. Возможно, у меня есть последний шанс сделать что-то правильно. Когда анимаги пробьют стену, кто-то должен позаботиться о безопасности принца. Я могла провалить защиту всей Джойи Д'Арена, но, может, мне удастся сохранить ее наследника.
— Химена! Нет, погоди. Мара. — Мара знает, что следует собрать. — Иди в кухни и кладовые, найди еду в дорогу. На нас четверых, чтобы хватило на две недели. Бегом!
Там должно быть огромное количество сухой еды, ведь двор Алехандро запасался месяцами.
— Мы отправляемся в путешествие? — спрашивает Розарио.
— Как можно скорее. Но я должна задержаться.
Он вздыхает.
— Потому что ты еще не нашла свои Божественные камни.
— Именно.
— Я думаю, они у княгини.
— Что? — Я ахаю. Химена вскидывает голову.
— Я трижды пытался попасть в ее комнату, но ее горничная говорила, что ей нужен отдых. Что такое ежемесячные регулы?
Я чуть не прикусываю губу.
— Это когда женщина не очень хорошо себя чувствует некоторое время.
— А. Ну, с княгиней Ариньей это происходит уже довольно долго.
Действительно, Аринья притихла. Она ненадолго появилась на моей коронации, но с тех пор я ни разу не видела ее. Интересно, сдержал ли Алехандро свое обещание приставить к ней соглядатая.
— Почему ты думаешь, что они у нее?
— Во всех других местах я смотрел.
Это имеет смысл. Когда Косме и я исчезли, Аринья определенно воспользовалась возможностью обыскать мои покои. Интересно только, взяла ли она пальму просто из вредности или она знала, что там спрятано.
