те страстные влюбленные в розовой дымке?..
А на озере нас уже ждал и стол и дом. В том смысле, что самое главное присутствовало: чего поесть и где посидеть. Полуденная жара, заставившая местных пчел летать еще медленнее, давно спала. И сначала ей на смену налетел ветерок, пустивший над водой дым от костра и густой аромат карпунёвой ухи. Сейчас же, при свете ночного пламени, были видны лишь те, что вокруг него удобно устроились. Да еще вязы, подступившие к самой озерной черте. И даже говорилось как-то по-особенному, в полголоса. Тем более, тема явно оному способствовала:
— … и внезапно очнулся от того, что меня кличут, уже мокрым, весь в тине и на том берегу этой проклятой речки, — закончил Хран, и подбросил в костер полешко. Бес же, привычно развалившийся в Любониных ногах, изрек:
— Ну-у, здесь явно русалки поработали — навязывание жертве нужных мыслей при полном отсутствии фантазии — низкий уровень.
Он в наших ночных посиделках явно мнил себя «экспертом по жанру». Поэтому и вел себя соответственно.
— И что, русалки такое могут? — а вот подруга моя выглядела на удивление спокойной (видно, недавний жизненный опыт помог).
— Конечно, могут.
— Да что ты? — нет, я не против — выпендривайся, сколько душе угодно. Но, уж больно надоело затылок чесать. Эксперт же, скосившись на меня, внес коррективу:
— В смысле, иногда… Да, Евся! Ты ж в жизни их ни одну не видала!
— Это к делу не относится, — положила я веточку обратно. Бес ехидно скривился:
— А, может, сама нам что-нибудь расскажешь?
— Я?.. Да мне и не о чем. Потому как все самое… страшное, что со мной произошло, было при вашем же участии.
— Это точно, — согласился сбоку от меня Стах. — Давайте я вам расскажу про курган недалеко отсюда. Помните, я говорил, что пробовал в него влезть?
— Ну-ну, и чего там? — вмиг слетела с беса вся важность.
— Курган этот, на первый взгляд, от других не отличается. С той лишь разницей, что на самой его вершине находится узкая дыра и, по всей видимости, в глубину вплоть до похоронной клети. Оттого местные, из человеческой деревни севернее Адьяны, называют его «Гул-горой» и вообще, относятся с трусоватым любопытством. Много лет назад, например, считалось, что этот курган, если взобраться на самый его верх и вопросить в отверстие, может дать дельный совет или нужный ответ.
— А сейчас так уже не считается? — почесал за ухом Русан, из уст которого, кстати сказать, прозвучала самая правдивая здесь история.
— Сейчас, нет. Потому что, Гул-гора, по словам селян, «взбесилась». Произошло это лет пять тому назад. И первым метаморфозу ощутил на себе местный питейщик, хозяин деревенской корчмы. Он как раз ждал сватов к старшей дочери и решил выяснить: достоин ли кошель жениха ее моральных высот. Влез, как положено, бросил в дыру традиционный дар — монетку, и только набрал воздуха в грудь, для озвучивания вопроса, как ему оттуда прилетел досрочный ответ: «Сквалыжник!» Питейщик был мужик дотошный и далеко не трус, с его-то родом занятия. Поэтому решил уточнить, кого конкретно гора имела в виду и на этот раз вопрос задать успел. Но, как только подставил к дыре ухо, принял в него такие отборные маты, что пораженный сорвался по склону. Вскоре страшная весть про Гул-гору разлетелась по всей округе. Люди охали и пеняли, кто на общее падение нравов, кто на катаклизмы в природе. Однако, со временем, с местным «оракулом», все ж, удалось вступить в плодотворный диалог.
— Это как? — открыл пасть Тишок.
— А просто носить стали в качестве даров уже не деньги, а продукты: калач — ответ, курица — развернутый ответ и парочка советов в придачу. А за окорок можно было получить информацию по всем до этого заданным.
— Евся, тебе это ничего не напоминает?
— Молчи, нечистый хвост! Не порочь светлый божественный пантеон!
— А причем здесь идолы? Я конкретно про того, кто при них столовался.
— Ну, тогда и себя не забудь, любитель пирожков с крольчатиной.
— Евсения, вы закончили?
— Да, Стах, продолжай, — обменялись мы с Любоней и бесом выразительными взглядами.
— Продолжаю. И не ты один, Тишок, такой умный. Примерно, года через три, — на этом месте бес снисходительно хмыкнул. — до селян, начисто перессорившихся друг с другом из-за болтливой горы, стало доходить: не все так гладко на ее склонах. И однажды, собравшись отрядом смельчаков, вместо съестных даров в отверстие запустили праздничную шутиху… Что потом началось, — в этом месте уже хмыкнул сам рассказчик. — Деревня на пару дней будто вымерла, потому что Гул-гора это время ходила ходуном, оглашая степь воем вперемешку с бранью. А когда все стихло, и перепуганные люди понемногу выползли на улицы, вновь собрали «добровольцев», причем, по закону справедливости, именно тех, кто шутиху запускал. И отправили их извиняться. Но, не успели те дойти до подножия кургана, как прямо из него на встречу вылетел мужик в странной одежде и при полном вооружении, и с воем погнал парламентеров назад по степи… Следующие две попытки загладить вину закончились аналогично: мужик неизменно вылетал, ругался и махал вдогонку своей саблей. Однако ущербом после таких выступлений стали лишь заикание у двоих, и один уход в береднянский монастырь, — с преувеличенным вздохом закончил Стах, а я с удивлением подвела итог — мужчина ни разу не соврал:
— Скажи, а ты сам когда туда наведался?
— Я то? Сравнительно недавно. Лично хотел познакомиться с «соседом», — невинно расплылся мне рассказчик. — Но, он против оказался. К тому же, после «курганотрясения» сквозную дыру завалило. Почти, завалило. В нее теперь разве что, Тишок пролезет, — а вот это он уточнил совсем зря, потому как я ж этого прохиндея знаю:
— И пасть свою закрой.
— Да я что, умом не одарился? — с достоинством фыркнул мне вышепоименованный…
Ночь у костра вскоре, вместе с запасом дров и побасенок иссякла, оставив лишь запах дыма на коже да еще в заплетенных волосах. Но, смывать его с себя я не торопилась. Просто сидела сейчас, в полной темноте и, уставясь в комодную круглую ручку, перекатывала на ладонях сережки… Из одной — в другую… И вроде бы, все уже решено — и Стахом и даже собой, но, предстоящее завтра мероприятие…
— О-ох, скорее бы оно закончилось и все стало, как прежде, — … из одной — в другую… — А еще бы желательно, завтра не опозориться. Сильно желательно, — из одной ладони — в другую…
— Евся, — осторожный стук в стеклянную террасную дверь заставил меня нервно подпрыгнуть. — Евся, ты… одна?
— Любоня, заходи.
Подружка моя, с
