о роли главы отряда проходчиков во всей этой истории, мне было понятно, что без Катасаха здесь не обошлось. Только он знал о найденном браслете, и, следовательно, никто более не мог навести на меня вора. К тому же, тот разговор старого проходчика с молодым шерифом, ведь именно после него Патрик попросил меня отнести письмо для брата. Словно Катасах хотел увериться, что я и правда направлюсь в Глинушки. Единственное, о чём проговорился мастер Теней, было то, что в юности Катасах сбежал из дома и какое-то время промышлял воровством, но потом вернулся в родную деревню и стал проходчиком. Тем не менее очевидно, что былые связи старый проходчик не потерял. Скорее всего, он был в курсе того, что гильдия воров ищет любые артефакты, связанные с Ночной Хозяйкой. И как только он увидел найденный нами браслет, сразу послал весточку, а возможно, и сам лично донёс эту весть. Скорее всего, именно второй вариант, так как воин Булата мог добежать до Бордума даже раньше, чем я преодолел две трети пути до Глинушек. А если он реально торопился и не тратил время на тренировки, как я, то, возможно, и быстрее.
Моё «прошлое я» настоятельно требовало, как можно быстрее вернуться в Серебряный Луг и по душам «поговорить» с Катасахом. Разумеется, «поговорить» без посторонних глаз, и результатом подобного разговора должна была стать свежая могилка на берегу какого-нибудь лесного ручейка. Но, несмотря на то, что у меня буквально руки чесались сорваться с места и начать учинять «справедливость» и «наказать предателя», я понимал, что тратить на это время будет не самым лучшим выбором. И ведь подозреваю, что если не рвану в Серебряный Луг прямо сейчас, то потом, вероятнее всего, Катасаха там не найду. Мастер Теней показался мне вполне разумным лидером, который заботится о своих людях, и, скорее всего, он попытается вывести старого проходчика из-под удара. А не понимать того, что я буду мстить наводчику, Мастер Теней не мог. Так что, скорее всего, как только местная гильдия получит в свои руки истинный Алтарь Сегуны, Катасах «пропадёт», и я его уже не найду. Такая ситуация сложилась как раз из-за моей ошибки, не надо было спрашивать Мастера Теней о Катасахе. Этим я дал понять, что осознаю роль старого проходчика в этой истории и не собираюсь его прощать. Надо было быть более сдержанным, но слова уже сказаны, и переиграть ситуацию нельзя.
Мстительность боролась во мне с рациональностью всё то время, пока я неторопливо, под проливным дождём, пересекал центральную площадь Бордума. Поднимаясь по широкой лестнице филиала Цеха Артефакторов, пришёл к компромиссному решению, если получится выкроить свободное время, то нанесу визит в Серебряный Луг, а если нет, то с Катасахом разберусь попозже. Забывать о том, кто навёл на меня вора, я в любом случае не собирался.
В зале филиала, в отличие от моего более раннего визита, на приём посетителей теперь работал не один, а три стола, а знакомый мне Итран уже собирался. Он, видимо, всё же договорился с начальством, чтобы его отпустили сегодня пораньше. Увидев меня, он искренне обрадовался и, вытащив из-за стойки Разящий Шелест, передал его мне. Обменявшись с Итраном несколькими формальными фразами, попрощался с работником Цеха Артефакторов и покинул филиал.
К этому времени дождь значительно ослаб, и я сбежал по широкой лестнице, даже не удосужившись накинуть капюшон. Не успел пересечь площадь, как в меня врезался какой-то мальчишка лет десяти, неожиданно выскочивший из переулка. Разумеется, я мог избежать этого столкновения, но не стал этого делать, и в моей ладони оказался небольшой свёрток. Мальчишка же, притворно испуганно пискнув, прося прощения, быстро исчез в ближайшей подворотне.
Покинув город через южные ворота, я развернул свёрток и убедился, что Мастер Теней держит слово. Браслет Ночных Охотниц, два лунных камня, а также дешёвый кошель с сотней золотых — всё, как и договаривались.
Где-то на полпути до деревеньки Хамна дождь и вовсе прекратился. Обогнув деревню по небольшой дуге, вышел на её восточную окраину прямо к знакомой кузнице. Судя по густому дыму, поднимающемуся из невысокой трубы мастерской, Кейташи, как обычно, был занят работой.
Не успел я приблизиться к кузне, как меня заметил уже знакомый паренёк, тот самый, который помогал землянину в бытовых мелочах. Едва он меня увидел, как тут же отложил свои дела и подбежал ко мне:
— Господин Рэйвен! — Низко склонился в поклоне юнец. — Вы же к мастеру Кею? — после моего утвердительного кивка, он тут же продолжил. — Мастер очень занят. Ещё со вчерашнего утра заперся в кузне и велел никого к нему не пускать! Всю ночь работал. — Судя по доносившимся из кузни звукам, работал он и сейчас. — Давайте я вас провожу в дом, где вы подождёте, пока мастер освободится.
Зная японца, который мог в таком режиме провести ещё пару суток, меня предложенный вариант не устроил. Поэтому, кивнув юноше, я шагнул в сторону кузни со словами:
— Мне зайти можно. — И прежде чем паренёк успел преградить путь, рывком открыл дверь и скользящим шагом оказался внутри мастерской, тут же эту самую дверь и захлопнув перед самым носом у юноши.
Едва я это сделал, как почувствовал, насколько в кузнице жарко. Сухой, раскалённый до такой степени, что обжигал лёгкие при вдохе, воздух мгновенно пересушил горло. Ощущение, будто в нагретую финскую сауну зашёл.
Кейташи, который в этот момент внимательно смотрел в огонь печи, держа в руках длинные кузнечные клещи, повернул голову к двери и секунд десять внимательно наблюдал за мной, пока я скидывал вещи в угол помещения. Когда я снял кольчугу и поддоспешник, оставшись в одной рубахе и штанах, японец отвернулся к печи и пробурчал:
— Ты говорил, что раньше работал в кузнице.
— И тебе привет. — С лёгкой усмешкой в голосе ответил я. — Да какое там работал, так, принеси, подай, пошёл вон отсюда.
Резко дёрнув клещами, землянин выдернул из углей разогретую до тусклого свечения полосу металла толщиной в два пальца и длиной в локоть и сразу, положив её на наковальню, взялся за среднего размера молот. Повернул полосу и принялся её отбивать, словно забыл, что я стою совсем рядом. Минуты три японец стучал по металлу в бешенном ритме, после чего снова сунул изрядно вытянувшуюся железную полоску в печь. И только после того, как, повинуясь его жесту, огонь в горне полыхнул с удвоенной силой, японец снова повернул голову в мою
