сыне. Если бы что-то пошло не так, Нахман бы вмешался, даже против воли Констанции.
— У тебя все — часть системы. — Жена наклонилась к нему, поцеловала в щеку, которая за день покрылась мелкой щетиной. — Нам нужны другие респонденты. Не такие отчаявшиеся. Сейчас мы доказали, что можем снимать беспросветность вакциной. Но не такую цель нам ставили, и не эту гипотезу мы проверяли.
— Может, взять военных?
— Военные в последнюю очередь. Сейчас нужен кто-то… максимально нейтральный. И молодой. Я бы делала ставку на тех, кто в моменте готов на все, чтобы избавиться от чувств, но фактически может справиться с ними сам.
— Понял. Посажу своих в Ночном квартале.
— И здесь тоже. Ты же знаешь все злачные места города, подпольные притоны. Пусть поищут, посмотрят, заинтересуют.
Нахман протянул руку, сжал плечо жены и улыбнулся.
— Поищем, приведем. Еще критерии?
— Ни-ка-ких, — протянула Констанция и потянулась к нему.
Арнольд поцеловал ее, обнял и привлек к себе. Хотелось пересадить ее к себе на колени, но он сдержался. Для нежности время будет вечером, когда они вернутся домой. Выпустив жену из объятий, он встал и подошел к столу за секунду до того, как в дверь постучали.
— Доктор Берне, — обратился к ней секретарь, парень лет двадцати — двадцати пяти крепкого телосложения. Арнольд не помнил его имени. — Вам тут письмо.
— Письмо? — удивилась она. — От кого?
— Не знаю, его оставили в головном офисе, сегодня утром наш курьер доставил в лабораторию. Ждало вас несколько дней.
У «Сигмы» не было своего почтового адреса. Внешняя корреспонденция поступала в офис Нахмана, который располагался в центре города, оттуда ее распределяли согласно задачам. Личные письма тоже. Все проходило токсикологическую и радиационную проверку. Письма руководства не вскрывались.
— Давай сюда.
Секретарь бережно положил на стол желтоватый конверт и сбежал, не выдержав пристального взгляда Арнольда, который развернулся на каблуках.
— Мне уйти? — спросил он у жены, когда за парнем закрылась дверь.
Констанция смотрела на письмо так, будто оно могло ее ужалить. Она побледнела, медленно откинулась на спинку кресла.
— Милая?
— Нет! — приглушенно вскрикнула она. — Останься. Пожалуйста.
— Что случилось?
Дрожащей рукой, воспользовавшись ножом для бумаги, она срезала сургуч, на котором застыл какой-то знак или герб, рассмотреть его Арнольд не смог. Констанция достала письмо двумя пальцами. Закрыла глаза, набрала воздуха в грудь и быстро прочла. Выронила бумагу на стол. Закрылась руками и замерла, не шевелясь.
— Что? — настойчивее повторил Нахман.
Рукояткой ножа она разбила печать до того, как он подошел. А потом достала лабораторную зажигалку, бросила письмо в чашу для опытов, подожгла горелку и молча смотрела за тем, как крафтовая бумага обращается в пепел.
— Дурацкий розыгрыш, о котором не стоит думать, любовь моя, — чужим голосом проговорила она. — Дурацкий розыгрыш.
Арнольд подошел к ней со спины, обнял за талию и привлек к себе.
— Я смогу тебя защитить, — зачем-то сказал он, чувствуя ядовитую тоску. Предвестник беды.
— Нет, — покачала она головой. — Меня не от чего защищать. Просто розыгрыш. Такие письма мы слали друг другу в университете. Приглашение на встречу. Я не приду.
Арнольд промолчал. Они оба прекрасно знали, что Констанция лжет.
Несколько дней спустя
— Исследования подтверждают, — невозмутимо продолжил речь Матиас Баррон после того, как в помещении установилась мертвая тишина. Взгляды пяти пар глаз ведущих ученых города, отвечающих каждый за свое направление, которое им доверили правительства, остановились на его лице. — Мы можем этим управлять. Мы должны научиться этим управлять. Если бы у нас в руках были идентичные наработки в тридцать втором году, Адольф Гитлер никогда не пришел бы к власти. Если бы мы обладали ими в сорок пятом, США никогда не скинул бы атомные бомбы на Японию, а Япония не заражала бы Китай чумой.
— Громкое заявление, но это действительно так, — протянул Арнольд Нахман. Глаза цвета болотной воды сверкнули. Темные волосы упали мужчине на лоб, и он отвел их в сторону изящным жестом.
— Мы провели первый этап испытаний, — продолжил Баррон. — Со дня на день переходим ко второму. Экспериментом руководит доктор Констанция Берне. Ваш покорный слуга контролирует процесс. Профессор Нахман отвечает за оснащение лабораторного комплекса. У нас ни одной красной кнопки за год. Первоклассная работа. Нужно еще время, господа. И финансирование. Займитесь каждый своим делом и обеспечьте бесперебойные поставки в Спутник-7. Иначе ваши заказчики могут забыть про свою мечту получить идеальных солдат.
— Это утопия, — вмешался Ричард Туттон, пожилой мужчина, который прошел концлагерь в Польше, чудом выжил и спрятался от всего мира в Спутнике-7, посвятив себя науке и восстановлению рода Туттонов.
— Нет. Это реальность. Мы научились управлять человеческими эмоциями настолько, что можем полностью их блокировать. Искусственно подсаживать вирус алекситимии.
— Я не понимаю ни слова, — громогласно сообщил Туттон. — Ты так любишь повторять этот термин. Но тут один психоправ. Это ты.
Баррон тонко улыбнулся. Ну как тонко. Улыбнулся он зло. Арнольд знал его лучше других и понимал, что чувствует ученый. Он злился, потому что они спорили из-за ерунды. Тогда, когда он открывал дорогу к абсолютной власти. Только им пятерым — тем людям, кто участвовал в формировании крупнейшей в Европе тайной лаборатории, в которой сплелись блестящие умы и которая занималась одним вопросом: как сделать так, чтобы в случае восхождения нового Гитлера война либо не началась, либо закончилась за один день. Каждый предлагал свое: химическое оружие, биологическое оружие, ядерное, водородное. Баррон пошел другой дорогой. Лучше кого бы то ни было он знал силу чувств и знал разрушительное влияние, которое оказывают на человека непережитые эмоции. Психотерапия еще не в моде. К ней обращались не так часто и не те, кому она была необходима как воздух.
Опираясь на ряд наработок в этой области, совместно с командой они, кажется, разработали лекарство от самого разрушительного вируса на планете: от чувств. А Нахман, влюбившийся в эту идею в тот момент, когда Матиас поделился с ним ею, заставил и остальных поверить в перспективность разработок. Они построили подземный комплекс, нашли финансирование. Они работали.
Да, все шло не так гладко, как представлялось изначально, но в науке иначе не бывает. Ты идешь без приборов и карт в бушующем океане. Ты можешь сесть на мель или столкнуться с айсбергом. Или найти один-единственный безопасный путь к месту, которое перевернет твою жизнь. Нахман любил своих коллег. Каждый из них, даже Ричард Туттон, был на своем месте. Исключительные ученые, которые уже доказали свою дееспособность, блестящие организаторы, которые уже много раз делали невозможное. Они, конкурируя между собой, объединились, забыв все прошлые недомолвки. Чтобы еще
