Книга Паяцы - Максим Бодров

На белую,– сухая перемолотая вытяжка из марокканского мандарина. Песчинки задорно скачут, пружиня и подпрыгивая, абсолютно нехарактерно для их земных аналогов. И, разбившись на нитевидные ручейки, стекают на родину. К братьям и сестрам по колеру. Их поведение сверху напоминает миграцию муравьев. С точки зрения физики же явление видится странным. От зеленой полосы веет умиротворением. И, подрастающими, очень медленно, очками жизненной силы. Наберу-ка я в пробирки, от антидота оставшиеся, образцов сего песка животворного!

Сказано,– сделано!

— Зри!

— Песок Стихий, алхимический ингредиент.

— Смотри, Ахав,– Морена тянет меня за рукав, настойчиво указывая на невысокий синий бархан.

Бархан движется! Он перемещается к «берегу», подныривая под мешанину прочих цветов и, отодвигая, оттесняет их к центру. Движется почти лениво. А может торжественно. Это смотря какой саундтрек фоном поставить. Если побыстрее и понапряженней, то на душе и вовсе тревожно станет. Потому что все же в нашу сторону направлено переползание аномального синего бархана. Вот он подлез под очередную фиолетовую полосу, прошелся под ней, как подводное течение. Миновал широкую и извилистую зеленую. Вспучил китовым горбом белую, с которой мы едва успели ретироваться. И выплеснулся нам под ноги, распластавшись плоским синюшным языком.

Я нагнулся, осторожно пошевелив пальцами в синей массе. Песок, как песок. Только влажный немного. Кажется. Или такое ощущение создается оттого, что песчинки гладкие, не имеющие острых граней, будто глянцевые отполированные гранулы.

— Ахав, ты заметил?– Морена рассматривает сосредоточенно шнуровку ботинок.

— Заметил что?

И, еще не договорив, я понимаю, «что».

Наша обувь погрузилась в песок по щиколотку. Шаг вперед. Еще. И нога ушла в синеву по середину голени. Стоп, стоп, стоп. Это что же, если я дальше пойду, выходит, утону что-ли? Или как?

На ум пришли сумбурные знания о зыбучих песках. До того, как отступить, я шлепнул ладонью по предполагаемому зыбуну. От места удара пошли концентрические круги, совсем как по воде пруда, принявшей брошенный булыжник.

— Зри!

— Пески стихий,– лаконично проинформировала Система.

— Отчий дом песчаной акулы,– с тоской подумалось мне.– А я-то все гадал, как состыкуется морская хищница и пустыня. Даже на двух ногах ее представил. Или на четырех. Первый образ отчего-то вышел зловещим, а второй комичным. Но теперь понятно, что без надобности акуле сухопутные конечности. Что две, что четыре.

Мне показалось, или вдали, на гребне очередного синего бархана мелькнул тигрового окраса плавник?

— Лодку нашел!– обозначил свое присутствие Шакил, отошедший далеко влево.

— И она здесь, предполагаю, неспроста,– вполголоса отозвался Гвалт, внимательно вглядываясь в меняющийся на глазах узор песчаного моря.

Синих полос в нем становилось все больше. Они, как реки, то сливались, то разделялись, то пробивали протоки, беззастенчиво вклиниваясь между прочими пестрыми лоскутами.

— Что с картой, Мария?

— Морена!– недовольно поправила меня спутница.

— Виноват, исправлюсь,– мой ум подобрал третью причину использования «Очаровашки» Машей. Причина предполагала компенсацию артефактом излишней колючести носителя.

— Следуем верным курсом.

— Великая пустошь и есть радужные пески?

— Вероятно,– пожала плечами лидер, разворачивая свиток.

— Лярва, а можешь еще раз.

— Что «еще раз»'?

— Ну карту… подержать… пальчиками,– тьфу, двусмысленно как получилось. Хорошо, что хоть карту не забыл упомянуть!

Но ведьме не было дела до околичностей. Она повторила маневр с картой. Пунктир, обозначающий маршрут, вдруг разбился на два разноцветных дерева, желтое и черное. Желтые ветви тянулись, расходясь отростками по Пустоши. Четыре же черных магистрали, несмотря на изгибы, сходились под красным крестиком.

Ага. Желтый квест,– общий. Черный,– наш. Немного смущало то, что каждая из четырех черных дорог имела суживающийся участок, зажатый между двумя крохотными, но вполне различимыми ромбиками.

— Лярва, это что? — ткнул я пальцем в условный значок.

Прорицательница вздохнула тяжко, будто школьница, вызванная негаданно к доске. И принялась быстро-быстро нашептывать что-то неразборчивое, повторяющееся, завораживающее. Темп речитатива все убыстрялся, пока не слился в неразличимую бормочущую скороговорку. Глаза у ведуньи закатились, голова откинулась назад, удерживаемая напрягшимися мускулами шеи. Из уголка рта свисла ниточка слюны.

— Сцилла,– прошептала колдунья. И, обмякнув, повалилась на влажный песок.

— Она про что?– вскинулся Мор.

— Да бредит, однозначно. С ней случается,– снисходительно бросил Шакил. Морена вопросительно воззрилась на меня. Ожидая разъяснений от всесторонне подкованного Ахава. А я, как на грех, забыл, кто такая эта Сцилла. Может, тоже ведьма-предсказательница из эпоса? Нет, та вроде бы Сивилла… Или Сибилла.

На помощь пришел Гвалт:

— Молодые люди… Ну что же вы. Совестно такого не знать. Это же «Одиссея» Гомера.

— Кто это,– Одиссея?– перебил Шакил.

— Одиссей,– терпеливо поправил маг,– легендарный царь Итаки, очень-очень долго скитавшийся по морям в результате неких… трений с богами. Пережил множество опасных и необычных приключений, одолевая многочисленных врагов, то и дело встречающихся на пути и мешающих его возвращению на родину. В его честь великий слепой рассказчик Гомер назвал эпос.

— Супергерой прям,– хохотнул смуглый парень.

— В определенном смысле,– не стал разочаровывать юношу Гвалт,– хотя побеждал он в первую очередь смекалкой и продуманным маневром. Не полагаясь всецело на грубую силу.

— Ну а эта… Сцилла тут с какого бока?

— Были, в мифологии эллинов, знаете, два морских чудища, наводивших ужас на мореплавателей. Сцилла и Харибда. Поджидали они бедняг в узком проливе между скалами или утесами. С одной стороны погибелью грозила, обитающая в глубине пещеры, Сцилла. С другой,– яростно поглощающая все и вся Харибда. Миновать обе гибельные крайности, можно было, только выбрав верный путь между беспощадных чудовищ. Причем если Сцилла более-менее вписывается в волшебный монструозный бестиарий, как, допустим, дракон своеобразный о шести головах и двенадцати ногах, то Харибда нет.

— Ничего себе, вахтерши на входе! Что с Харябдой-то не так?– нарочито исковеркал имя Мор.

— Харибда, скорее, гигантский водоворот, с некоторой периодичностью затягивающий, а позже извергающий воды моря. Вполне возможно, что в пучине скрыта невообразимых размеров пасть, жадно поглощающая тела моряков. Но о