пришлось самому. Он не имеет силы прежних Бессмертных, о которых говорится в преданиях.
— Но ты не можешь отрицать, что во всем происходящем он видит свою выгоду.
— Каждый пытается вынести какую-то выгоду из этой войны.
— Да, и мы знаем, чего хотят другие люди: плодородных земель или немного обогатиться. Выжить, в конце концов. А чего хочет Экко?
Король нарочито беззаботно пожал плечами. Он и сам неоднократно задавался этим вопросом. Очевидные ответы сразу отметаются в случае с Бессмертным. Экко все же был не совсем человеком, о чем Бьёркин частенько напоминал себе.
— Не важно, каковы его мотивы, если только они не идут вразрез с нашими.
— Не стоит во всем на него полагаться. Есть в нем что-то… неестественное. Он не такой, как мы.
Проницательность — еще одно замечательное качество жены, и в другом случае он бы к ней обязательно прислушался, но тут дело касается не кого-нибудь, а самого полезного человека. И пока Ройль служит стране и служит их общему делу, монарху придется во многом полагаться на него одного. Только благодаря Бессмертному переселение северных народов на Юг из несбыточной мечты превратится в реальность.
— Знаю. Но до сих пор он не давал поводов усомниться в себе. Пока мы не можем знать в точности, какие цели он преследует. Быть может, переселение и есть его цель, если то, о чем сказано в древних текстах о Бессмертных, правда. Они должны оберегать род людской от вымирания.
— В текстах писали о прежних Бессмертных, а он не один из них.
Глава 39. Все идут на север
Пришлось спешно покинуть город, в котором начало разгораться безумие. Келл был уверен, что дом больной женщины и маленькой девочки первый, но не единственный в череде самовольного очищения города от новой болезни. Страх толкает людей на такие поступки, о которых в здравом уме они и не помыслили бы.
Несмотря на позднее время, друзья быстро собрали вещи и оседлали лошадей. Оставаться на ночь в гостинице было опасно: кто знает, на что решатся очевидцы опрометчивого, но благородного поступка Келла. Поджечь гостиницу со всеми постояльцами внутри? Больная девочка наверняка уже всех заразила.
По узким кружным улочкам приходилось пробираться почти вслепую. Ночным освещением могли похвастаться разве что самые зажиточные районы, а всем остальным приходилось довольствоваться тусклым светом луны, которого едва хватало, чтобы не подвернуть ногу на очередной выбоине.
Их выезду никто не препятствовал. Оно и к лучшему: после всего случившегося Келл пребывал в крайне взвинченном состоянии. Он то и дело скрежетал зубами, вспоминая расправу местных жителей над беззащитной семьей. Как можно было опуститься до такого? Все они достойны той же участи. О, с какой радостью Келл воздал бы толпе по заслугам! От массового убийства в тот момент его спасла только маленькая девочка.
Девочка не переставала испуганно плакать и изредка звала маму. Такой Келл ее и оставил в ближайшем сиротском приюте. В ее больших ничего не понимающих глазах будто отражалось его детство. Очередная сиротка со сломанной судьбой и засевшим в глубинах души страхом, который с возрастом перерастет в ненависть.
Через пару часов после того как последние городские постройки исчезли из виду, спутники остановились на ночь. Келл все ждал от друзей упреков, что из-за него они вынуждены лишний раз ночевать под открытым небом, или что он привлек к себе ненужное внимание, или что они снова вынуждены от кого-то бежать. Но Берт и Нова по какой-то причине хранили благоразумное молчание, может быть, в глубине души согласные с его поступком, а может, просто не хотели попасть под горячую руку. В любом случае, Келлгар был им благодарен: не хватало в такие моменты срывать свою злость на друзьях.
— Неужели это происходит везде? — обратился Келл то ли к своим спутникам, то ли к звездному небу. Он лежал на спине, подложив руки под голову. Гнев успел поутихнуть, осталась только печаль.
— Люди еще помнят рассказы предков о страшной Чуме, выкосившей половину населения континента. Они просто боятся ее повторения, — откликнулся Берт.
— Как так случилось, что рассказы о Чуме дошли до наших дней, а о Бессмертных — нет?
— Ну так, дружище, истории о Чуме служат на благо Церкви. Это же очередной рычаг давления: вот, что произойдет с людьми, утратившими веру. Милосердный Единый Бог заставит всех неверных корчиться в муках и гнить заживо. Уверен, что священники на проповедях сейчас что-то подобное толкают. А будь всем известно о существовании Бессмертных, как минимум треть паствы переметнулась бы на «темную» сторону.
— Все же Церкви не удалось полностью искоренить память о них. Я слышал, что до сих пор существуют общины, поклоняющиеся темным созданиям.
— Я тебе больше скажу: в тайне старым богам готов молиться любой, лишь бы это сделало жизнь чуть более сносной.
Длинный тракт — торговый путь, пересекающий графство Астер с юга на север, представлял собой кашу из песка и красной глины. Когда-то зеленые обочины превратились в вытоптанные и загаженные канавы стараниями сотен солдат. Десятки отрядов следовали на север, чтобы присоединиться к великой объединенной армии, оставляя за собой кучи давленого лошадиного дерьма и въедливый запах мочи.
То, что очередная колонна солдат прошла по Длинному тракту совсем недавно, можно было понять издалека, когда вместе с порывом встречного ветра шибануло выворачивающим ароматом забитого сортира. Спутники как по команде скривились и переглянулись. Идти по такой дороге то еще удовольствие, поэтому троим путешественникам ничего не оставалось, кроме как пробиваться через поля и рощи на разумном расстоянии от тракта. Так они смогут уберечь себя от ненужных рвотных позывов и не собьются с пути.
Графство Астер считалось одним из самых подходящих для жизни мест. Благоприятный климат, плодородная почва и обилие источников воды привлекали семьи, которые по каким-либо причинам были вынуждены покинуть родные места. Тут и там по сторонам тракта поля покрывали разноцветные квадраты зерновых культур. На большом удалении друг от друга посреди полей выростали дома поменьше и побольше, фермы с одинокими коровами или горластыми петухами. Все, что могли себе позволить местные.
Келл разглядывал фермы, людей, которые работали на полях, и его сердце сжималось от тоски. Когда-то давно он был одним из этих беззаботных детей, что прячутся в высокой траве и гоняют палками шипящих гусей. Он помнил сочно-зеленые поля, мокрые от росы, чьи мягкие травинки щекочут босые пятки, и золотую шуршащую пшеницу, что по осени убирали всей деревней, помнил и запах парного молока, когда мать процеживала его сквозь тряпицу
