и поцеловала Марка в щеку. Борода у него отросла кудрявая и мягкая, и было приятно чувствовать эти светлые, чуть рыжеватые волоски.
— Всё будет хорошо.
— Угу.
Он приподнял меня, взяв под мышки, и посадил к себе лицом.
— Можно поцеловать тебя?
Я обняла его за плечи и запрокинула голову. Странно, что Марк спрашивал разрешения, но голос его звучал тихо и был полон какой-то особой магии. Меня объяло густым, пряным наслаждением, когда наши губы соприкоснулись. А потом глубже, и стало не до того, чтобы улавливать вкусы. Он вел, я следовала. Он приказывал, я подчинялась. А потом, поддавшись чувствам, слегка подтолкнула Марка, и он упал на спину, разнежено улыбаясь.
— Всего минута, Габ.
— Я могу не успеть.
— Потом, когда хотя бы чуточку утолю голод, я отдамся в твои руки. Обещаю.
Я рассмеялась, пытаясь уследить за движениями его рук, но Марк раздевал меня умело и стремительно. Потом он быстро избавился от собственной одежды, и, не успела я и слова сказать, как оказалась в прочных оковах его объятий.
— Будь жадным, — прошептала я, и Марк поцеловал меня в щеку — последнее осторожное, трепетное прикосновение.
— С радостью.
А потом сразу, без предупреждения овладел мной, да так, что я вскрикнула во весь голос. Возбуждение было слишком сильным для обоих, мы не понимали, что творим. Возможно, я даже подняла в воздух кровать, не знаю точно. Иногда бывает так, что близость нежна и медленна, порой она страстная и сладкая. Сейчас между нами шла битва, но не за равенство, а за длительность наслаждения.
— Ещё, — говорила я, и Марк отзывался движением бедер, с силой сжимая мои запястья. Ни коснуться, ни погладить.
Чувства замешивались в напиток, дурманящий сильнее самого крепкого вина. Порой я успевала ухватить мгновения, чтобы потом возвращаться к ним и довольно улыбаться прекрасным воспоминаниям. Но не сейчас. Мне так хотелось больше настоящего, что я не думала о том, чтобы сохранить это для будущего.
Весь день мы провели друг с другом, то спали, то снова занимались любовью. Не хотелось ни плотно пообедать, ни заняться чем-то ещё, но под вечер в комнату постучался Дэр.
— Ребят, мы там праздник затеяли назло морозам. Придете?
Я поглядела на Марка, в несуразной позе дремлющего у моих ног.
— Хочешь? — спросил он, приоткрывая один глаз.
— Хочу. А ты?
— Одеваться лень, — хмыкнул Солнечный. — Ладно. Скоро будем, — ответил он в дверь, и до нас донесся веселый смех.
— Если сил нет, я не настаиваю, — сказал Дэр. — Но мы все будем рады.
Когда брат ушел, я коснулась растрепанных, потемневших волос Марка.
— Откуда рыжина?
— Зимой почему-то цвет меняю. Лев, кстати, тоже рыжеет. — Он почесал в затылке и поглядел на меня хитрым взглядом. — Жажду увидеть твой новый танец, малышка. К демонам лень!
И вскочил на ноги как ни в чем ни бывало.
Глава 19
Внизу праздновали с размахом. Повод был самый значимый — дорожить тем, что имеешь, наперекор трудностям. Не было нужды тратиться на шикарный пир, ведь веселье — это не еда и дорогие вина. Когда человек хочет радоваться, ему вообще необязательно доказывать свой достаток, хватит и искренности, близких друзей и родных, которые готовы разделить с ним любую, трудную или прекрасную минуту. Наверное, Правитель Деверо уже не мог понять этого. Или просто статус не позволял…
— Знаешь, за что я люблю атровцев? — сказала я. Мы танцевали, и Марк держал меня близко-близко, так, что порой путались ноги.
— У?
— Они всегда верят в лучшее и готовы бороться за счастье.
— Да, — кивнул супруг. — Как и красная земля. Она станет сражаться за весну, даже если придется отдать последние силы юным всходам.
— Кстати, о всходах. Немного переживаю за Мэй. Мама говорит, малыши никак не хотят ложиться вниз головками. Если бы только один, второй бы, скорее всего, повернулся при родах. Но оба…
— Кто у вас в поместье принимает роды?
— Мама.
— Конечно же. Это был глупый вопрос. А в деревне есть своя повитуха?
— Да, но при сложных случаях все равно зовут маму.
— И ты ей помогала, наверное?
Я не понимала, к чему он ведет, но ответила:
— Конечно, и не раз. Впервые увидев все, жутко напугалась, но потом привыкла. Ты ведь знаешь, у нас редко когда рождаются слабые малыши, но это не значит, что роженицам легко. Я переживаю за Мэй, потому что срок близится, а у неё упрямая двойня.
— Вы с мамой, Дэром и всем домом справитесь.
— Ты поможешь?
Он слегка смутился.
— Если будет нужно… Но что я могу, Габ? Уж поверь, если я чего и боюсь, так это роды принимать. Наверное, у каждого мужчины есть подобный страх. Был у нас один — дурень тот ещё. Все хвастал, что сумеет, когда у жены срок подойдет. «А что сложного-то?» говорил. Мнил себя всемогущим, болтал, что природа свое дело знает.
— Надеюсь, всё закончилось хорошо?
— Ну да. Чего хотел — то и получил. Когда девушка рожать начала, было поздно бежать за помощью. Не оставит же он её одну? Они как раз на границе леса жили, далековато от остальных домов. А стремительные роды не значит легкие, не так ли? Да и не час-два они длились. Слава Кервелу, у балбеса получилось, жена у него замечательная, страх пересилила. Пришел ко мне — рыдает. Говорить, что ничего ужаснее в жизни с ним не случалось. Потом смотрю — смеется сквозь слезы. От счастья. Ребенок-то здоровенький родился.
Я улыбнулась.
— А если бы попросила тебя быть со мной при родах?
Марк даже споткнулся.
— Ну… Я… Конечно, раз тебе хочется. Главное, чтобы кто-то подсказал, все ли хорошо, что делать, как помочь… Но нам пока рано о малышах, я думаю. Вот разберемся с Атрой, зиму переживем… Что скажешь?
— Согласна. Я, например, поздний ребенок, через пять лет после
