появлялось новое лицо с золотым нимбом, у мальчика возникало такое чувство, будто он обрел нового друга, который придет ночью, склонится над его постелью и отгонит мерзкие видения, преследующие его: монстров, обгладывающих кости у паперти, летучих мышей и драконов с искаженными злобой мордами, гигантских червей и крылатых кабанов, поросших густой колючей щетиной, — всю ту дьявольскую стаю, что ночами выбиралась из каменных барельефов, разбредалась по городу и набрасывалась на согрешивших детей. Роспись на церковных стенах росла, и ангелы, закованные в сияющую броню, обступили постель мальчика так тесно, что между их крыльев не прорвался бы ни один клык, ни одно рыло, а подушка была такой мягкой и ласковой, как будто ее усеял пух из этих крыльев.
Теперь, в пещере, выдолбленной в камне, эти мысли вновь овладели им. Казалось, тишина обняла его своими крыльями, укрывая от мира и наполняющего его зла. Он никогда не испытывал беспокойства или раздражения. Напротив, он любил свои долгие, ничем не заполненные дни, один похожий на другой, как жемчужины в хорошо подобранных бусах. Более всего ему нравилось, что теперь у него достаточно времени, чтобы заниматься спасением своей души. За свою душу он беспокоился с тех пор, как через город прошла толпа флагеллантов[77], выставляя напоказ свои изнуренные, исполосованные тела. Они призывали людей оставить удобные одежды и изысканную пищу, радости брака, заботы о приумножении богатств, танцы и развлечения, а думать лишь о том, как избегнуть когтей дьявола и огромной огненной бездны преисподней. Много дней видение огненной бездны не покидало мальчика, маячило на краю сознания, подобно видению горящего города на краю большой равнины. Оказывается, его окружало множество ловушек, которых следовало избегать; так много вещей, на вид безобидных, оказались порочны. Разве мог разобраться в этом маленький мальчик? Он не смел думать ни о чем другом. И бойня, от которой он бежал, воплотила то кровавое видение, придала ему форму и наполнение. Ад — вот такой, только в миллион миллионов раз хуже. Теперь он знал, как выглядит плоть, когда дьявольские клещи разрывают ее на части, как звучат крики грешников, как пахнут тела, поджариваемые на огне. Разве мог христианин после этого хоть на миг отвлечься от бесконечного сражения за то, чтобы оказаться в безопасности, когда на землю обрушится великий гнев Господень?
Постепенно ужас прошел, уступив место спокойной радости от постоянного следования праведному пути. Здесь ему не приходилось видеть зло, и в благословенном одиночестве своей новой жизни он все больше сосредотачивался на красоте святости. Он стремился быть хорошим человеком, жить в любви и сострадании к ближним, но как это сделать иначе, чем бежать от них подальше?
На первых порах ему жилось тяжело, потому что зимой было трудно найти пропитание, к тому же случались ночи, когда небо напоминало железный свод, а яростный ветер пригибал дубы в долине, и сердце Отшельника наполнял страх, худший, чем любой холод. Но со временем горожане и окрестные крестьяне прознали, что он ушел от людей и посвятил себя Богу, и тогда главные трудности отступили, потому что набожные люди стали приносить ему в дар масло и сухофрукты, а одна добрая женщина отдала семена из своего сада, другая же сделала ему домотканый гаун[78]. Ему приносили бы какую угодно еду и одежду, если бы он не отказывался принимать все, кроме самого необходимого. Та добрая женщина, что дала ему семена, научила его, как разбить сад на южном склоне холма, и в первый год Отшельник все лето таскал туда землю от ручья, а во второй — носил к своему саду воду, чтобы тот зазеленел. После этого страх одиночества вовсе оставил его, ведь он был так занят весь день, что ночью ему приходилось тратить немало сил, дабы отогнать демона сна, которого святой аббат Арсений[79] назвал главным врагом отшельника. В его памяти хранилось, помимо длинных отрывков из литургии и других служб, множество молитв и литаний[80], и он отмечал время, читая их. По воскресеньям и праздникам ветер доносил до него звон колоколов из его родного города, и это помогало ему присоединиться к молитвам праведников, а также следить за течением литургического года. И так, таская в гору воду из ручья, копая землю в саду, собирая хворост для костра, молясь и непрестанно думая о спасении своей души, Отшельник не знал ни минуты праздности.
Сперва во время своих ночных бдений он испытывал страх перед звездами: ему казалось, что они злобно наблюдают за ним, выведывая немощность его сердца и измеряя его ничтожность. Но однажды странствующий монах, которому он дал приют на ночь, объяснил ему, что, по мнению наиболее видных докторов теологии, на звездах обитают души блаженных, и это известие принесло Отшельнику огромное утешение. Даже зимними ночами, когда орлиные крылья хлопали над горами, а в долине протяжно выли вспоминавшие об овчарне волки, он не испытывал более страха и думал лишь, что эти звуки долетают до него из наполненной злом мирской жизни, и, обхватив себя руками и согреваясь в собственных объятиях, чувствовал себя защищенным в уединении пещеры. Иногда, чтобы не уснуть, он сочинял псалмы, восхваляющие Христа и святых, и эти псалмы так нравились ему, что он боялся их забыть, так что после долгих споров с самим собой решил попросить знакомого священника из долины, изредка его навещавшего, записать их. Священник записал его псалмы на красивой овечьей шкуре, которую Отшельник выдубил и приготовил собственными руками. Увидев их записанными, Отшельник полюбил их еще больше, так, что испугался впасть в грех гордыни, если будет слишком часто на них смотреть, поэтому спрятал их между двумя гладкими камнями в своей пещере и дал обет доставать лишь раз в году, на Пасху, когда Господь воскрес и все христиане должны радоваться. И свой обет он ревностно блюл, но вышло так, что вскоре он стал ждать этого светлого праздника не столько из-за Воскресения Господня, сколько из-за того, что можно будет развернуть овечью шкуру. Тогда он дал другой обет: что не взглянет на свои псалмы, покуда не окажется на смертном одре.
И так много лет Отшельник жил во славу Господа в миру с собой и смирении.
II
Однажды он решил отправиться в гости к Святому-со-Скалы, живущему по другую сторону горного хребта. Путешественники рассказали Отшельнику об этом человеке, живущем святой аскетичной жизнью в пустыне среди холмов, где всю зиму лежит снег, а летом нещадно палит солнце. Святой сей дал
