– Перстень бескрылого сына. Такой получали все мои сыновья – а так же братья, – в возрасте пятнадцати лет. Это наша традиция. Пойдёмте-ка, я вам кое-что покажу.
Дракон решительно встал, аккуратно ссадив меня с коленей, и мы снова прокрались через гостиную, полную сладко сопящих детей, сначала в спальню, а потом – ещё в одну комнату, дверью в которую служила стенная панель, а «ключом» – прикосновение герцога к одному из её углов. Если не знать, что тут дверь, обнаружить её было невозможно.
– Ух ты, тайная комната! – восхитился Эйдер, зайдя вслед за мной в довольно просторное – в половину спальни примерно, – помещение без окон. Вспыхнули магические светильники, ярко осветив комнату почти без мебели.
Кресло, небольшой секретер, ковёр на полу и картины на стенах – вот и вся обстановка. Картины – а точнее, портреты, – изображали мальчиков-подростков в полный рост, на вид немного старше Эйдера, они висели на двух противоположных стенах по четыре штуки на каждой.
Стену же напротив двери тоже занимали четыре портрета – малыша лет трёх-четырёх на деревянной лошадке, мальчика лет восьми в обнимку с пони, подростка того же возраста, что и портреты на других стенах, в такой же парадно-торжественной позе. И молодого человека верхом на вороном жеребце. Эти четыре портрета выглядели самыми старыми. И на них явно был изображён один и тот же человек.
И единственное в комнате кресло стояло так, чтобы, сидя на нём, смотреть на изображения этого мальчика.
– Лионриен с самого детства очень любил лошадей, – с тоской глядя на эти четыре портрета, вздохнул дракон. – Он был великолепным наездником, проводил верхом большую часть времени. Это его в итоге и погубило так рано.
– Кто они, – заворожённо рассматривая портреты таких разных и всё равно неуловимо похожих черноглазых мальчиков, спросил Эйдер.
Все они стояли в одинаковой позе, все, кроме первого, были одеты в парадные военные мундиры разных эпох, без знаков отличия. Только на Лионриене не было мундира, на портрете без лошади он был в старинном парадном камзоле – я видела такие в мамином учебнике по истории.
– Мои бескрылые сыновья, твои старшие братья, – объяснил лорд Корбед. – Почти никого из них уже нет в живых.
– Это же Лэндориер! – опознала я в одном из портретов, висящем ближе к двери, старшего из живых сыновей моего дракона.
– А это – Джулдерон, – Эйдер указал на портрет, висящий напротив. – Он почти не изменился. А их взрослых портретов нет?
– Есть, и немало. Но портреты во взрослом возрасте они заказывали себе сами, сами ими и распоряжались. Что-то отдавали мне – эти портреты хранятся в картинной галерее, – большинство осталось в их семьях. А эти я заказывал сам. Старая традиция, как и с перстнями, то же было у моего отца, деда, и так далее.
– Эти перстни? – я, наконец, заметила, что у каждого мальчика на среднем пальце правой руки были одинаковые кольца с зелёным камнем непривычной формы – вытянутый ромб с закруглёнными острыми углами.
Что-то похожее я уже видела…
Взглянув на правую руку лорда Корбеда, которую он положил на спинку кресла, я увидела перстень с зелёным камнем такой же формы. Только у этого по бокам шли полоски совсем маленьких прозрачных камушков, которые, как и «капелька», висящая у меня на шее под платьем, отражали свет.
– Они похожи на ваш, – ткнула я пальцем в находку. Мы так и стояли возле кресла, в то время как Эйдер ходил вдоль стен, внимательно рассматривая портреты, порой едва не утыкаясь в них носом. – Только без маленьких камушков.
– Ты ведь уже говорила мне «ты», – дракон посмотрел на меня укоризненно. – И да, верно подмечено – перстни моих сыновей похожи по огранке на мой фамильный. У каждого из драконьих родов свой камень с особой формой огранки, одинаковых нет. Правда, у моего деда камень был другой. Этот принадлежит роду Корбедов.
И я вспомнила, что отец моего дракона – младший крылатый сын тогдашнего императора, и унаследовал титул после дракона, не имевшего наследника. Интересно, а какой камень у императорского рода? На перстни, украшающие руки императора, я при нашей единственной встрече внимания не обратила.
– А у меня будет такой? – поинтересовался Эйдер, рассматривая руку одного из мальчиков на портрете. На слова дракона про деда он внимания не обратил или решил пока об этом не расспрашивать. А может, знал уже о своих венценосных предках.
– Не совсем, – лорд Корбед обогнул кресло, прошёл к секретеру и выдвинул верхний плоский ящичек.
На белом бархате, которым тот был обит изнутри, лежало шесть похожих перстней. Точнее – пять одинаковых в ряд и один – немного выше. В отличие от остальных пяти, у него тоже по бокам от главного камня шли полоски прозрачных камушков, но их было заметно меньше, чем у герцога.
– Твоим станет вот этот, – лорд Корбед вынул тот перстень, что отличался от остальных. – Перстень наследника. Ты получишь его в день пятнадцатилетия. Когда-то я тоже его носил, пока не надел вот этот, – он поднял правую руку, – после смерти своего отца. С тех пор этот, – он протянул вынутый перстень Эйдеру, – дожидался здесь, пока ты у меня появишься. Прочти, что там написано.
– «Наследник рода Корбедов», – прочёл тот выгравированные на ободке слова.
Я с любопытством посмотрела на перстень дракона, тот, поймав мой взгляд, с улыбкой протянул руку, позволив повернуть её ладонью вверх. На широком ободке перстня я прочла «Герцог Корбед».
– А вот такие получали остальные мои сыновья, – дракон взял один из оставшихся перстней. – Носили их до своей смерти, потом перстень переходил к их потомкам. Носить его никто из них права не имеет, зато, в критической ситуации, может послать мне с просьбой о помощи.
– И вам… тебе такой ни разу не присылали? – спросила я.
– Почему же – присылали. Дважды. Оба раза помощи просили женщины. Первая – помочь отсудить наследство покойного мужа, которое пытались отобрать его братья, вторая – спасти тяжело больного ребёнка. В первый раз я послал адвоката, во второй – мага-целителя. Наследство было отсужено, ребёнок поправился, а перстни вернулись к их обладательницам. Оба раза это происходило более ста лет назад, а со времени разорения деда Пумелы прошло не более двадцати, раз она это помнит.
– Я верю, что ты не отказал бы в помощи своему потомку, – я погладила руку, которую всё ещё держала в своих ладонях. – Ты лишь не хотел боли потери, но не отрекался от своей семьи.
– Эти перстни меньше, – Эйдер, не замечая, как мы с драконом застыли, глядя в глаза друг другу, приложил свой перстень к отцовскому.
– Они рассчитаны на подростков, чтобы не сваливались, – отведя от меня взгляд, дракон опустил его на руку сына. – Надеваются на средний палец, потом на безымянный, а в итоге оказываются на мизинце. А этот перстень мы надеваем, уже будучи взрослыми, – и он покрутил рукой, демонстрируя свой перстень, который и правда был крупнее остальных.
– А на этих что-нибудь написано? – Эйдер удовлетворился объяснением отца, аккуратно положил перстень наследника на прежнее место, предварительно погладив кончиками пальцев, и взял один из одинаковых. – «Сын рода Корбедов», – прочёл он, а потом вдруг побледнел. – Отец! Я уже видел эту надпись. Но не могу вспомнить, где именно. Только почему-то у меня, когда на неё смотрю, сердце колотится и голова болит. И дышать трудно…
