длинная блестящая шеренга поднялась из-за холма, где прятались мои войска, и остановилась на вершине. Не было нужды в словах приказа, так как каждый человек уже знал, что нужно делать. Я указал копьем туда, где самые густые массы мусульман толпились против христианского фронта, а затем опустил забрало и рысью направился к своему месту в середине шеренги. Когда я подъехал, из нее выехали Бренда и Ивар. Бренда заняла свое место между нами, и мы двинулись вниз по склону.
В тысяче шагов от плотного фланга мусульман мы выстроились тесным строем для атаки, по двое в глубину. Я снова взмахнул копьем и пустил Тигрола рысью, и мы двинулись вперед, словно живая стальная стена, молчаливые, как ночь, и страшные, как смерть. Рысь ускорилась до легкого галопа, который перешел в галоп, затем все копья полетели вниз, а все щиты вверх, и непреодолимым потоком разрушения мы промчались сквозь толпу легковооруженных мусульман на легких скакунах. Два наших фланга немного отстали, образовав клин, и тогда за работу принялись булава и боевой топор, и шаг за шагом мы пробивались в самое сердце войска, оставляя за собой широкую красную дорогу, усеянную раздавленными и искалеченными мертвецами, которые всего несколько мгновений назад были полны жизни и отваги.
Мы уже почти дошли до фронта крестоносцев, как вдруг он распался и растаял, и на мгновение показалось, что рыцарство Европы удирает от полудиких орд Саладина. Турки торжествующе завопили и понеслись за ними во весь опор, размахивая копьями и ятаганами и крича, что Малик Рик, как они называли Львиное сердце, наконец повернулся к ним спиной.
Так он и сделал, но ненадолго, потому что, когда крестоносцы галопом ускакали на север, пехотинцы выстроились в плотные квадраты, пикинеры впереди и лучники посредине, и против них волны легкой турецкой кавалерии разбивались в безобидной ярости, в то время как Ричард и его рыцари выехали на открытую равнину, выстраиваясь в тесные ряды. Затем один за другим эти ряды поскакали по кругу, а мы тоже тем временем из толпы, которая роилась вокруг нас, пробились на свободное место за счет веса людей, лошадей и доспехов.
Затем мы снова выстроились в двойную линию, и когда крестоносцы атаковали наспех сформированный фронт мусульман, мы опять ворвались в их тыл и давили их между собой и линиями Ричарда, пока их ряды не были разбиты, и они не превратились просто в сброд, в котором каждый сражался за свою жизнь.
Мы с моей милой девой-рыцарем прокладывали себе путь сквозь толпу, нанося удар за ударом нашими мечами. Мы скакали бок о бок, даже уздечки наших коней спутались, а за нами следовали Ивар и доблестные викинги. Наконец мы достигли места, где одинокий пеший рыцарь стоял возле своего мертвого коня с таким огромным и удивительным двуручным мечом, какого я никогда не видел ни до, ни после. Но один против многих — тяжелая работа, и когда рыцарь сделал размашистый удар, от которого высокий эмир слетел с седла, этот мусульманин мертвой хваткой вцепился в клинок и потащил его за собой, кусая сталь в безумии агонии. Он удерживал его всего секунду или две, но этого хватило огромному нубийцу, который взмахнул палицей с железными шипами и нацелился нанести такой удар, какого не смог бы выдержать ни один шлем.
Я был рядом, когда его булава взлетела вверх, и, привстав на стременах, обрушил свой огромный клинок на его плечо так яростно, что разрубил плоть, кость и кольчугу почти до позвоночника. Когда я выдернул клинок и нубиец свалился, пеший рыцарь повернулся ко мне и прокричал низким мужественным голосом, который прогрохотал, как гром, из его шлема:
— Это был ловкий удар, друг мой, и очень вовремя, и Ричард Английский благодарит тебя за него, а может быть, и за свою жизнь!
Глава 25. Плавание смерти
Я махнул мечом в ответ, потому что в тот момент у нас были другие дела помимо обмена комплиментами, и мы снова принялись за то, что осталось от мусульман. Наконец, мои викинги сомкнулись со всех сторон на мой призывный клич, быстро и умело проделав это мечами и топорами, не оставив в живых ни человека, ни коня внутри круга, в центре которого стоял король Ричард с поднятым забралом, опираясь на огромный меч и весело наблюдая нашу мрачную забаву.
Сражение было уже окончено, потому что люди Саладина или, вернее, те из них, кто выбрался из смертельной ловушки, в которую, как им казалось, они нас поймали, бежали к холмам, преследуемые нашими лучниками и арбалетчиками, которые расстреливали бегущих сотнями. Я соскочил с коня, поднял забрало и, опустившись перед Ричардом на одно колено, возблагодарил бога за то, что он позволил мне спасти жизнь величайшего рыцаря и самого доблестного короля в христианском мире, и положив свой меч к ногам Львиного сердца, предложил ему верность и службу моего войска до тех пор, пока не будет завоеван гроб Господень.
— Клянусь святым Георгием, — признался он, — хотел бы я, чтобы под моим знаменем было не пятьсот, а пять тысяч таких доблестных бойцов, и тогда я выгнал бы в море этих подлых предателей французов и беспородных негодяев немцев и австрийцев, хлещущих пиво, и вместе с вами и моими храбрыми англичанами навсегда расчистил бы дорогу к гробу Господню. А теперь скажи, кто ты, друг, и каково твое звание и откуда ты родом? Встань, чтобы я мог видеть твое лицо и пожать руку, которая спасла меня.
Я встал и взглянул на него, и в этот момент в его глазах мелькнуло удивление, потому что, хотя он был самым высоким человеком во всем христианском войске, мой шлем был на ладонь выше его.
— Клянусь святыми! — воскликнул он, когда наши руки сошлись в рукопожатии, способном переломать кости некоторым мужчинам. — Поистине благословенна была та, что родила такого крепкого сына, как ты. Ты единственный человек, который жмет руку еще сильнее, чем я. Так кто ты?
Некоторое время я молчал — у меня никогда не было смертной матери, кроме той арабской женщины, которая семьсот лет назад дала мне новую жизнь со своим последним вздохом, а потом ответил:
— Меня зовут Валдар из Иварсхейма в Скандинавии, откуда слава Львиного сердца привела меня в Сирию, чтобы сражаться под его знаменем. А мои товарищи, вольные воины, приехали со мной. Что касается родословной, то у меня ее нет, но моя кровь старше крови старейшего и благороднейшего рода на свете.
