сердечке камушек.
Да.
Прелесть.
И мне, в отличие от Вики, ни разу не дарили подарки мужчины.
Но там, в зале, необязательно Ник меня ждет. Есть несколько постоянных гостей, которые в сауну приезжают не в шумной компании, а поодиночке, и вот им-то как раз и требуются свободные уши.
И я всегда слушаю.
Это, своего рода, терапия такая.
Забираю виски в баре и подхожу к залу, негромко стучу и смело шагаю внутрь. А сердце в груди переворачивается, словно я на турнике вниз головой качаюсь, и как гимнастка, кульбиты выписываю.
Это необязательно Ник, он сказал, что будет ждать, и я не позвонила, уже месяц прошел, я хочу, но боюсь, что все испорчу, или что он передумал, ведь он непостоянный, может быть, ему не хватило терпения.
- Добрый вечер, - здороваюсь и оглядываюсь.
В зале пусто.
На столе стоит бутылка, как у меня, но почти пустая, в блюдце нарезанный лимон, утыканный цветными шпажками - он нетронутый.
На кожаном диване свалена мужская одежда - белая рубашка. И черные брюки.
А по полу гуляет сквозняк. Воздух холодный, словно все окна настежь стоят, здесь будто не сауна, а морозильная камера.
Ежусь и шагаю по залу, мимо бассейна и пустой парной, комнаты распахнуты, везде горит свет, негромко играет музыка. Никого нет.
За парной дверь, она ведет на задний двор - там гости, я их моржами называю, в снег ныряют, после того, как вениками себя отшлепают в парилке до красноты.
Дверь открыта, в темноте вечера виднеется белая полоса снега. Приближаюсь, и кончик носа замерзает тут же, мелко дрожу.
- Добрый вечер, - повторяю и выхожу на улицу.
И вижу его.
Высокий, крупный, голый, из одежды лишь черные боксеры, он стоит босиком на снегу, в руках держит снег, смотрит куда-то на серый железный забор и лепит снежок.
И мышцы на широкой спине перекатываются, когда он замахивается. И снежок летит в забор.
С негромким шлепком снег рассыпается, я завороженно смотрю на оставшееся белое пятно.
Арон поворачивается.
Его взглядом словно обожгло щеки, на морозе становится жарко, перевожу глаза на него.
Он, не говоря ни слова, протягивает руку. И медленно забирает у меня бутылку, которую я прижимала к груди.
Со скрипом свинчивает крышку. Делает глоток виски.
- Хорошо, - оценивает этим своим невозможным тягучим голосом, а я будто в проклятый клей наступила, приросла к месту.
Жадно разглядываю его - красивого и пьяного, на языке куча разных слов вертится, а сказать ничего не могу.
Я скучала, по его фамилии. Оказалось, надо было мало совсем, чтобы их несвятая троица прочно засела в памяти, я уже два месяца их выцарапать оттуда стараюсь, и без толку.
От воспоминаний не лечатся, к сожалению.
Арот молчит, смотрит на звезды. Стою рядом и тоже поднимаю к небу глаза.
- Дед слёг, - говорит он вдруг, глотнув из бутылки, и я поворчиваюсь. Он царапает ногтем черную, подсвеченную фонарем этикетку. Говорит. - Сразу, как отец твой женился - так он и слёг. Согласия не дал на свадьбу. Николас наплевал на всех, и уехал, дед запретил ему, - Арон усмехается, - на пороге появляться. Мама взяла и замуж вышла. Из-за этого тоже. Не выдержала. Что младшего сына от дома отлучили. Ничего интересного у нас. У тебя что?
- За щенками еду завтра, - машинально делюсь сокровенным и переступаю с ноги на ногу. Поправляю волосы, ветер швыряет их в лицо вместе с охапками снежинок. - Возьму двух щенков. Им полтора месяца. Они черные. На ушках шерстка коричневым отливает. А на груди белые пятнышки.
Арон провожает взглядом мои пальцы. Отпивает виски.
- Когда свадьба?
- Я не согласилась.
- Почему?
Теряюсь с ответом.
Так быстро прыгнули с темы на тему, а я, как на допросе ответила, не задумываясь.
Но я не хочу говорить про такое. Уж точно не с ним обсуждать кольцо, которое Ник подарил.
- Я видел видео, - помолчав, говорит Арон и всем корпусом разворачивается ко мне, смотрит в упор. - Случайно. Ты. И братья мои. В студии на кровати. Понравилось, Алиса?
Вспыхиваю, вот сейчас на меня будто ледяной воды вылили, пару ведер, зачем он так, пячусь и юркаю в зал обратно.
Он ловит меня сзади за блузку, рывком, дергает ее из-за пояса юбки и я, покачнувшись, влетаю в его твердую грудь.
- Я ведь тебя первым встретил, - выдыхает он мне в лицо, ощущаю запах спиртного, почти чувствую жар его губ, - сколько думал - понять не смог - я тебе не понравился или ты просто маленькая, куда тебя понесло, Алиса, черт тебя возьми, зачем? - он встряхивает меня и вжимает в себя, крепко, одной рукой. - Все ведь могло по-другому быть. А теперь вот. Что-то мне так хреново, веришь?
Верю, ведь мне тоже, в перерывах между универом и работой, и поездками в питомник, когда готовлю скромный ужин на одну персону или чищу пушистый белый ковер в спальне, когда в ванне лежу или в постели, в обнимку со старенькой, но любимой мягкой игрушкой.
Очень одиноко, но зато эти мои будни надежные, без сюрпризов, без американских горок внутри, они простые и понятные, как инструкция к пылесосу.
И надо продолжать. Раз за разом, день за днем.
- Не трогай, отпусти, - вырываюсь, он держит, голос срывается, и меня трясти начинает, так страшно становится, что он не разожмет руки, а я не захочу уходить, толстым каблучком наступаю ему на ногу и взвизгиваю. - Выпусти!
Он несколько секунд мне в лицо смотрит.
И сам отталкивает.
Спотыкаюсь, хватаюсь за дверь, пулей влетаю в зал, по полу скольжу в мокрой обуви, я все правильно делаю, правильно.
Знаю.
Но счастливее от этой правильности не становлюсь.
Глава 49
- Ух ты, какие шикарные браслетики, - ахает Вика и замирает перед витриной ювелирного салона.
Тоже останавливаюсь и пялюсь сквозь стекло на разложенные под носом украшения.
Играет музыка, торговый центр полон народу, на календаре конец декабря. И все закупаются подарками близким.
В ювелирном, в основном, мужчины толпятся, вокруг них порхают красивые девушки-консультанты и помогают выбирать украшения любимым.
- Да уж, не браслетик, а мечта, - рядом вздыхает Вика.
И я поддаюсь порыву. Сама ни от кого подарков на Новый Год не жду, знаю, что от папы, как обычно, на карту упадут деньги, и все.
- Давай
