В общем, с разносчиком помоев надо что-то решать. Самый простой и самый надёжный вариант — это сделать так, чтобы дедушка больше никогда не проснулся. Немного жаль его, конечно, но я пока не готов рисковать собственной жизнью и свободой ради постороннего и совершенно бесполезного для меня человека.
Оружие, разумеется, использовать нельзя — насильственная смерть привлечёт ненужное внимание — поэтому придётся потратить несколько красных ягод… Хольд говорил, что одна штука снимает боль, две отправляют сознание в наркотическое путешествие, а после трёх человек обычно засыпает, чтобы больше никогда не проснуться.
Гарантий, конечно, никаких, но они мне и не нужны. Дедуля в любом случае проведёт всю ночь в наркотическом трипе, любуясь яркими и красочными сновидениями, а на утро либо проснётся, если его удача крепка, либо отправится в местный морг, если фортуна от него отвернулась.
Я размял три крупных ягоды между пальцев, а потом осторожно опустил получившуюся кашицу в приоткрытый беззубый рот. Старикан пожамкал губами, причмокнул, и уже через пять минут его дыхание ослабло настолько, что стало почти незаметным.
Вот и всё. Я не испытывал ни горечи, ни раскаяния — эти чувства остались в далёком прошлом. У меня есть задача, которую необходимо выполнить, и есть цена, которую придётся заплатить. Сегодня, правда, счёт выставлен другому, но когда-нибудь настанет и мой черёд. Я знал это совершенно точно.
Искать заветное ведро долго не пришлось. Пройдя вдоль стены, я сразу ощутил его — моя цель притаилась за покосившимся деревянным ящиком.
Как только пальцы коснулись шершавой поверхности, по мышцам пробежал едва заметный электрический заряд, но больше ничего не произошло. Я уже без опаски схватил посудину, вышел наружу и отправился к башне, вскрыв по пути ещё один замок.
Добравшись до тюрьмы, я спустился по винтовой лестнице. Темнота здесь стояла непроглядная, но дорога была одна и через пару минут мне удалось дойти до ниши в потолке, в которой прятался Кребер. Я, разумеется, не видел голема, но память и интуиция подсказывали, что он где-то здесь.
— Ну, вперёд, — решительно выдохнул я, покрепче сжав в одной руке ведро, а в другой — чёрный кинжал.
Сверху хрустнул лёд, и уже через мгновение вокруг меня закружилось гибкое тело, наливающееся блестящей синевой.
Глава 27
Те мгновения, которые понадобились Керберу, чтобы опознать пропуск, показались мне вечностью. Холод, шедший от его ледяного тела, продирал буквально до костей — не самое приятное ощущение.
Думаю, если голем всё-таки решит напасть, то моё заклинание сможет неплохо его потрепать, но проверять это предположение совершенно не хотелось. Магическая тварь была сильна — куда сильнее, чем те ожившие доспехи, охранявшие подъём к замку. Об этом буквально вопила моя интуиция.
Секунда, затем ещё одна, и ещё… Ледяной свет пульсировал, становясь всё сильнее. Захотелось бросить ведро, выкинуть совершенно бесполезный против такой махины кинжал и бежать, но я задавил опасное желание в зародыше. Нельзя поддаваться панике — она неизбежно приведёт к смерти.
Через миг давящую тишину прервал быстрый стук когтей — голем одним движением «втянулся» в нишу на потолке, освобождая путь вперёд. Всё получилось.
Я выдохнул, спрятал кинжал и пошёл дальше. Старику, который был вынужден носить сюда еду дважды в день, оставалось только посочувствовать — надеюсь, ему хотя бы молоко за вредность давали…
Через десяток метров после того места, где обитал Кербер, коридор постепенно начал уходил влево, а ещё через полсотни шагов появилось лёгкое голубоватое сияние. Неужели опять голем?
Я на всякий случай выставил перед собой ведро, но мои опасения оказались напрасными — блеск исходил от огромных глыб льда, перекрывавших дверные проёмы по обеим сторонам коридора. Неровные и бугристые, покрытые трещинами и дырами, они не позволяли пленникам покинуть камеры, но не мешали кормёжке и наблюдению.
Правда, смотреть там было особо не на что. Голые каменные стены, покрытые изморозью, и куча соломы, на которой лежали бедолаги, с измождёнными лицами. Они кутались в лохмотья, а тусклый ледяной свет отражался от их полумёртвых глаз — думаю, после пары недель, проведённых в подобных условиях, выжить без квалифицированной помощи попросту невозможно.
Хотя Пуллон и говорил, что некоторые «счастливчики» отдыхали здесь месяцами, верилось в такое с трудом. Скорее всего, это были обычные байки: все слышали, все знают, но никто никогда не видел своими глазами ни одного такого сидельца.
Я брёл вперёд, заглядывая в каждую камеру, пока не нашёл нужную — Хольд тоже лежал на соломе, завернувшись в тряпки, однако в отличие от остальных в его взгляде не было предсмертной тоски. Он приподнялся на своём ложе, заметив посетителя.
— Твой проклятый хозяин, красная пагуба его раздери, решил порадовать нас третьей порцией помоев? — старик подслеповато щурился. Видимо, в полумраке он принял меня за разносчика пищи.
— Нет, Хольд, помоев у меня нет, — я подошёл ближе к глыбе льда, закрывающей вход в камеру. По коже пробежался обжигающий холод. — Но если ты сильно хочешь добавки, то я могу что-нибудь придумать…
— Ты-ы-ы-ы… Ты-ы-ы-ы?
Старик несколько секунд смотрел на меня не верящим взглядом, а потом рванул к дверному проёму. Точнее, попытался рвануть, но его закоченевшее тело не было способно на такие подвиги, и Хольд вынужден был идти, прихрамывая на каждом шаге.
— Что с девочками? — захрипел он, когда между нами оказалась только глыба льда. — Они в безопасности?
Несмотря на свой не самый приятный характер, старик любил Эльзу и Тори, поэтому неудивительно, что их благополучие заботило его в первую очередь. Я не стал трепать ему нервы и сказал:
— Сестрички в полном порядке. Они в «Наречье» под присмотром кузнеца Дарена и его дочери Есении.
— Почему не с Гельмутом? — с подозрением в голосе спросил Хольд.
— Потому что он не оправдал доверия.
— Так и знал, что эта гнусь ещё проявит свой гнилой характер! Разберусь с ним, как только выберусь отсюда…
Старик, как я погляжу, не утратил оптимизма — мало того, что надеялся выйти на свободу с чистой совестью, так уже и планы мести вынашивал. Оставалось только позавидовать его стойкости… А вот Гельмуту — наоборот, завидовать теперь явно не стоило.
— Если с девочками всё в порядке, — просипел Хольд, — то зачем ты тогда припёрся?
— Говорят, — хмыкнул я, — тюрьма меняет людей… Но врут, похоже, потому что ты совсем не изменился — как был приятнейшим в общении человеком, так им же и остался.
— Говорят, что кур доят! Зачем припёрся, я тебя спрашиваю?
Какой милый всё-таки старикан. Я по нему даже немножко соскучился.
— Да шёл мимо: дай, думаю, зайду — поболтаю с воспитателем… Заодно узнаю, зачем он дал мне такой интересный клинок… — я вытащил чёрный кинжал и помахал им пред носом Хольда, а затем продолжил: — И как в его сундучке оказался инквизиторский визир…
