звонок, сбила на переходе пешехода, по странному стечению обстоятельств оказавшегося экоактивистом из инициативной группы, подавшей иск по поводу незаконного захоронения отходов.
А что если Карине надоест ломать пленника, и она все-таки решится его убить, чтобы выпустить на свободу отца? Конечно, похитить тело из клиники будет непросто, но в игре с такими высокими ставками ведьма не погнушается и новым душегубством.
Надо срочно спасать Филиппа. Вопрос только, как это сделать? К нему же сейчас и притронуться страшно. Каждое неловкое движение может причинить боль. Следы от бичей на груди и спине продолжают кровоточить и кое-где успели загноиться. Подсохшие и свежие рубцы перемежаются с черными гематомами, одна из которых как расположилась на затылке где-то там, куда Карина каждый раз погружала осколок.
Какими силами Филипп все еще держится? Сохраняет не только здравый рассудок, но волю и память? Возможно, ему помогает сила пера. Почему же Еве заветный талисман сейчас служить отказывается? Неужели она опять что-то делала не так? Что-то забыла и не учла? Ей же никто не оставил никаких инструкций.
Она понимала, что не имеет права жаловаться. Ее спутники и так проводили ее почти до самых ворот, оберегая в пути от бед. Таисия, бабушка и Водяной снабдили дорогими подарками. Дело оставалось за малым. Но не просто же так с проклятым осколком не сумели справиться не только земные целители, но и потомки бессмертных.
Не в силах наблюдать за страданиями Филиппа, для начала Ева все-таки решила попробовать воду из одолень-ключа. Хотя уже с первых капель рана на темени перестала кровоточить, осколок так и не вышел. Разве что искаженные страданием черты милого лица немного разгладились, а пересохшие, растрескавшиеся, точно земля во время засухи, губы разомкнулись навстречу живительной влаге. Когда Ева промыла и обработала все следы побоев, воспаление спало, синяки побледнели, гноящиеся раны начали на глазах затягиваться, дыхание выровнялось. Филипп погрузился в глубокий спокойный сон.
Вот только вместо радости Ева испытывала лишь все нарастающую тревогу. Если она ничего не сумеет сделать сегодня, у нее останется всего одна попытка. В голове по-прежнему не возникало никаких идей, даже дурацких. Поцелуи, бережные ласки и слезы не помогали. Филипп спал настолько глубоко, что его, вероятно, не разбудил бы и артобстрел.
Заветные слова на ум тоже не приходили, да и наследственные способности снимать порчу пока никак не проявлялись. Бабушка советовала себе не изменять. Интересно, что она имела в виду? И почему в слипшихся сосульками, всклокоченных волосах любимого не удается ничего нащупать? Может быть, она не там и не так ищет?
Утром за Евой пришли кикиморы.
— Надо ж, ты не только прибралась, но и подлечила бедолагу? — не скрывая разочарования, протянула Няша.
— Не могу на кровь спокойно смотреть, — отозвалась Ева, пытаясь найти хоть какой-нибудь предлог, чтобы еще немного побыть с возлюбленным и при этом себя не выдать.
А что, если для того, чтобы разрушить чары, надо просто дождаться дня? Но проверить это предположение ей позволять никто не собирался. И так уже кикиморы начали о чем-то догадываться.
— А ты, как я погляжу, девка непростая, — с подозрением глянула на нее Мшара. — И подарки у тебя особенные.
— Пяльцы мне от бабушки достались, — даже не соврав, пояснила Ева. — Прялку тетя неродная подарила.
— Вот я и говорю, что такие дорогие и памятные вещи ты так задешево променяла! — хмыкнула Мшара.
— Ну я ж не знала, что ваш пленник будет все время спать! — чувствуя себя полнейшим ничтожеством, всхлипнула Ева.
После второй бессонной ночи она валилась с ног, но кикиморы не собирались давать ей отдых.
За завтраком Скипер опять озирался и принюхивался, но пробиться сквозь наложенные на Еву чары, похоже, не мог.
— Опять ходили к пленнику? — строго спросил он у кикимор.
— Ну дык хозяйка по его поводу ничего не говорила, а мы испужались, что после вчерашнего он с концами помрет, — сыто выковыривая из зубов остатки фарша, отозвалась Няша.
— Днесь опять ведь что-нибудь придумаете? — за обе щеки уминая кашу, с полным ртом поинтересовалась Мшара.
— А что толку? — досадливо отмахнулся Скипер. — Пока перо у девчонки, волю его не сломать. Да и некогда нынче колдовством заниматься, — добавил он. — Со следаками да прочими крючкотворами и чинодралами из всяких там надзоров вроде бы разобрались, так теперь еще двое поганых писак на рожон лезут.
— Каких таких писак? — словно услышав Евин немой вопрос, спросила Мшара.
— Да мало нам было Кудесника, будь он со своими публикациями неладен, так еще папаша Хозяйки пера туда же лезет! — раздраженно пояснил Скипер. — «Окские зори» решил у нашей хозяйки отвоевать. По всем полигонам проехался, архивы двадцатилетней давности поднял, так вчера еще со съемочной группой в Фонд приперся. Лучше бы за дочкой смотрел, где она у него шастает! Нарывается ведь! Стать пищей для зеркала хочет. Пока до девчонки не доберемся, велено его, правда, не трогать — не скрывая разочарования, добавил Скипер, поднимаясь из-за стола. — Но припугнуть стоит и с его начальством по душам поговорить. Чтобы думали, какие репортажи можно в эфир пускать.
Ева сидела в своем закутке ни жива ни мертва. Карина уже пугала ее расправой с близкими. А отец, хотя, в отличие от Михаила Шатунова и не вступал в открытое противостояние с Хозяином Нави, но острые репортажи на экологическую тему снимал еще в девяностые. Да и в ситуации с «Окскими зорями» в стороне оставаться не мог, хотя и не знал, для чего на самом деле лагерь понадобился Карине.
— Ты чего это там застыла, словно окаменевшая? — с подозрением глянула на Еву Мшара, навешивая кучу поручений на целый день.
— Вроде Скипер у нас не василиск, хотя и тень бесплотную до кондрашки доведет, — хохотнула Няша, берясь за прялку.
Золотая нить у нее выходила неровной и постоянно рвалась, а узор на пяльцах, за которые уселась Мшара, получался настолько кривой, что в нем уже с трудом угадывалась изначальная задумка. При этом у Евы, хотя она толком не умела прясть, да и вышивала довольно посредственно, стежок ложился к стежку, да и ниточка из кудели тянулась не хуже, чем на машине.
Кикиморы, впрочем, не унывали, а только подсчитывали грядущие барыши и завистливо переругивались, поминутно меняя пяльцы на прялку и наоборот. Вероятно, из-за этого и выходило косо.
Ева разобралась в паре кладовок, провела генеральную уборку в столовой и еще в куче каких-то невероятно пыльных комнат и теперь молола на ручной мельнице ячмень, не в силах избавиться от тревожных мыслей об отце и Филиппе. Что имел в
