как у Васёнки, волосам, ответил сдержанно:
− Не в геройстве, Борька, дело. Великую победу сотворили – страну от ворога оберегли. Лад своей жизни сохранили. Думали, так оно навек. Да в вере своей ошиблись. Был лад, пошёл разлад. И всю-то пролитую нашу кровушку против нас же оборотили… - Макар сказал это тяжко, самому себе сказал. Хотел прикрыть малого, чтоб от дедовой горечи в свой сон ушёл, да Борька запротестовал: сбросил одеяльце, сказал, не смирившись:
− Ещё про себя расскажи, деда!..
− В другой раз, Борька. Может чего вспомнится.
− Тогда сказку расскажи деда!..
− Сказки, Борька, давно все сказаны. Добрые были сказки. Нынче вот добрых сказок не слыхать…
− А ты расскажи те, что были.
− Те в книжках прописаны, сам почитаешь. Разве что-то вроде сказки, рассказать?..
Борька, довольный согласием деда, устроился поудобнее, приготовился слушать. Макар тоже лёг повыше на подушку, закинул руки за голову. Начал сказывать в задумчивости:
− Не так уж в годах давних, когда папка твой был ещё таким, как ты, жил на земле бо-ольшой народ. Такой большой, что ежели соединить всех в одного человека, то голова была бы у него в вечной шапке ледяной. Ноги омывались бы двумя тёплыми морями, а руки, когда б он раскинул их да ударил в ладони, подняли бы крутые волны ещё в далёких друг от друга океанах. И жил тот народ в труде, в согласии: пахал-сеял, хлебушек собиралзапасал, в праздники песни душевные певал. Заводы ставил, где надобность была, города вокруг заводов собирал. Края дальние дорогами соединял.
Соседей не обижал, и себя в обиду не давал. Миром жил, по справедливости. Старого и малого кормил, одежду ткал-шил, всякие машины делал, чтоб ездить, летать – на всё разума хватало! Детишек всех, что в городах, деревнях нарождались, в школах учил, к жизни справедливой готовил. И жил тот народ в безбедности, в добрых домах, в хлебном довольстве, в ладу с жёнами, землёй, друг с другом. Нравом добрый был, к тому ж доверчив, - кто на недостаток какой пожалуется. Тут же отзовётся, рубашку с себя скинет, отдаст.
Всё бы в лад. Да земля-то широка. Люду разного повсюду расселилось. Среди прочих обнаружился и особый, хваткий люд, что богатство выше добра, выше справедливости поставил. А кто богатство хоть раз под себя подгрёб, тот всякий удерж теряет, - что ни узрит, всё под себя гребёт! Да ещё власть прихватывает. Чтоб силой держать то, что подгрёб!
Вот и угнездился среди море - океанов особый жадный люд. Люто невзлюбил он большой народ за то, что тот по справедливости жил, и богатства, что у него были, общими сделал. Никому в том народе не давали отдельно от всех богатеть, каждый свою справедливую долю имел.
У океанского люда как: ежели не по-ихнему, значит, пригнуть того надобно, на колени поставить.
Испробовали войной на большой народ идти, не получилось. У большого народа и сила в защите оказалась большая. Размахнулся, да так ответил, что полвека по всем землям аукалось!
Тогда решили народ тот непокорный коварством извести.
Всякий, кто излишек в богатстве обрёл, услужников себе закупает. И закупленные эти услужники много годов думали и напридумали наслать на землю, где большой народ жил, дурные ветры, вредные дожди и снега. И стали от этой напридуманной вредности рождаться в здоровом народе эти самые, как их, мутанты.
− Мустанги, дед?..
− Нет, мустанги – это лошади дикие. А это мутанты, уродцы, оборотни по-нашему. Мутанты-оборотни эти приноровились запускать в свой же народ этакие ввёртливые микробы. Залезет такой микроб под череп и начинает изгрызать все светлые думы, которые делали народ единым и сильным. Светлые думы изгрызает, а чёрные думы напускает. И получилось так, что стали люди злобиться друг на друга, каждый собой озаботился, напрочь позабыл, как все вместе жизнь общую обустраивали. Микроб тот умственный и разобщил большой народ, разум затуманил, склонил чужим речам покоряться.
Что ни скажут оборотни, в народе головой согласно кивают. Скажут ему: вы не так, как надо жили! Головами в ответ кивают: да, не так, не так… скажут: плохо было, когда на государство работали! Обманывало государство вас, за работу плохо платило, плохо кормило, лечило, дома плохие строили! И люди, тем микробом попорченные, опять головами кивают: да, плохо, ой, плохо было, заботы о нас никакой не было!
А теперь, говорят им, каждый на себя работать будет. Заводы, землю мы приберём, и что вы наработаете на земле ли, на заводе, сполна на руки от нас получите. И что получите на себя всё тратить будете: хоть пей, хоть гуляй, хоть портки заграничные покупай! Свобода тебе полная, когда ты на хозяина работаешь. Никаких тебе окоротов, ни от секретарей партийных, ни от жен, ни от детей: пей, гуляй, помни – однова живём!..
И опять люди головами согласно кивали: да-да, на хозяина лучше работать. Не надобно ни землёй, ни заводами озабочиваться. Только работай да денежки в карман клади. Хозяин сам пусть о земле да заводах печалится. Мы свою выгоду понимаем!..
Так вот и стал жить тот народ с умом затемнённым да с сердцем пустым. Живёт-живёт, а ни гульбы, ни песен ни в какой стороне не слыхать. Помирать стало легко, а жить – не можется. Хозяину в ножки не поклонишься – ни хлеба тебе, ни денежек на пропитание.
Глядеть стали: что же там, наверху, где эти самые мутанты-оборотни обосновались? Глядят, глаза протирают: боже ж ты мой! Там-то что за райская жизнь! Ничуть на жизнь народную не похожая!
Сгрудились эти самые хитроумные вкруг огромадного стола, что обернулся скатертью-самобранкой от прошлых трудов народных. Сидят, деньги по своим карманам распихивают, да в жадности блины пожирают. Да не просто блины: на блин икру мажут, ещё блином придавливают. Сверху сметаной обливают, да последний блин ещё мёдом сдабривают. Рты-то у них, что ковши экскаваторные, хапнут и не видать, что гору блинов зараз умыкнули.
Борька судорожно вздохнул.
− Ты что? – спросил Макар.
− Вкусно, наверное…
− Кому вкусно, а кому сушь во рту. Так вот и обосновались эти мутанты-оборотни. Во власть вошли. Народ сверху обозревают. Подумывают, как бы ещё ниже е земле пригнуть? Помнят, гордым, великим был когда-то! Прикидывают, как, где ещё поджать, чтоб покорность всеобщая была.
А в народе-то сущая беда! Хлеба на землях не колосятся. Поля – бурьян да лес накрывают. Машины поразвалились. Мужики обратно, как во времена давние, лопатами землю ковыряют. И горше
