основном на нашем энтузиазме, но в результате их достигнуто существенное улучшение условий жизни многих цирковых животных. Мы с Эндрю решили действовать осторожно — рекомендовать минимально допустимые размеры фургонов, перевозящих крупных кошачьих и служащих им домом, упразднение зверинцев, где экспонируются не участвующие в представлении животные, устройство загонов, где могли бы размять ноги слоны (обнесенных электрической проволокой, как на фермах), с уголками для львов, тигров и медведей. К моему восторгу и в какой-то мере удивлению, владельцы цирков охотно согласились с этим, более того, стали вводить наши рекомендации в практику. Всякий раз заявляясь с инспекцией, мы следим за качеством крыши шатра (не над зрительскими рядами, а над территорией, занятой животными), деревянного настила для коней и слонов (любой дефект здесь может стать причиной болезни ног), поднимаем конские попоны — нет ли потертостей от седел? Просим показать транспортные фургоны (достаточно ли они чисты и безопасны?) и запасы корма (с точки зрения их количества и качества). Я был свидетелем, как несколько лет назад один знаменитый английский цирк был закрыт из-за того, что не возил с собою ни одной кипы «неприкосновенного запаса» сена для слонов — практиковалась закупка сена на местах. А как быть, если на месте достать не удастся? Мы осматриваем каждого пуделя, играющего в команде «собачек-футболистов», но особое внимание уделяем ушам у слонов: раны за ушами — верный признак использования слишком заостренного «слонового крюка».
Во время наших проверок мы инспектируем всех животных в цирке (за исключением домашних любимцев, которых владельцы возят с собою в фургонах). Прибывающие на гастроли труппы из-за рубежа — как, например, «Лошади свободы» из Дании или «Белые тигры» Мэри Чипперфилд — также должны быть готовы к дотошной проверке условий содержания, размещения, кормления, если прибывающий с гастролями цирк желает получить сертификат. Когда в конце 1950-х годов, еще юным ветеринаром, я начинал работать для цирков, мне регулярно приходилось выслушивать проклятия и угрозы параноидальных «дрессировщиков» крупных кошачьих и ловить на себе нескрываемое презрение таившихся от моих глаз «погонщиков слонов»! К счастью, эти породы двуногих теперь почти совсем исчезли. Ныне мои отношения с молодым поколением циркачей открыты и конструктивны и очень схожи с теми, что я поддерживаю с персоналом зоопарков.
Но вернемся к вопросу о различиях в требованиях к стандартам заботы о животных в цирках и зоопарках. Тут вопрос не столько в отсутствии или недостаточности законодательной базы. Просто в условиях цирка физически невозможно сделать для животных лучшее. Цирки не могут стать мобильными зоопарками, обладающими всеми качествами хороших стационарных учреждений. Оттого, что все больше людей знает, какие требования мы предъявляем к содержанию диких животных, аргументов в защиту цирков, использующих их, находится все меньше, и я обнаруживаю первые признаки их медленной, но постепенной деградации — во всяком случае, в Британии. Здесь они себя изжили. Однако во многих других странах бродячие цирки — как хорошие, так и плохие — процветают.
Этот день был одним из тех, что не укладываются в голове. Может быть, если бы я побольнее ущипнул себя, я бы очнулся от этого калейдоскопа сновидений, похожего на рой мыслей в голове у сумасшедшего или на картинку, что получается у шимпанзе, когда ей дают сложить головоломку.
— Стало быть, вам всегда следует покупать parmigino[36] целым кругом, dottore, — учил меня пожилой итальянец, выскребая последние крохи сыру, так что оставалась одна только корка в виде чаши; при этом глаза у него так и моргали от удовольствия, а усы оценивающе подергивались. — Затем засыпаете макароны внутрь — вот так. — Он высыпал туда сковородку спагетти.
Меня жутко саданула в колено горилла, и оно зверски разнылось. Сидевшая рядом со мной девушка-англичанка недовольно хмурила брови — у нее спустилась петля на ажурном чулке. Два размалеванных клоуна в шутовских нарядах смотрели по телевизору сериал «Даллас» на непонятном для них языке и прихлебывали «Метахас» прямо из горлышка, передавая друг другу бутылку.
За стенкой фургона дул свежий ветер с моря, серого, будто железо, и развевал мусор соседней с нами свалки. В окошко виднелась бетонная стена стадиона, а над ней — полоска свинцового неба. По крыше застучали первые капли дождя.
— Никогда не теряйте ни крошки пармезана, dottore, — продолжил итальянец, подавая мне тарелку «паста аль песто». — Бросьте ее в любой соус, который вздумаете готовить. Желаете стаканчик «амароне», dottore? — Он глянул в окно. — Боюсь, не к добру все это, dottore.
Я тоже так думал. Только имел в виду вовсе не грозу, готовую разразиться на весеннем небосклоне. Под сенью расписных фургончиков и шатров из грязного хлопающего холста дела обстояли из рук вон дурно. Цирк, примостившийся на две недели возле городской свалки на окраине города Халкис, что на греческом острове Эвбея, в полуста милях от Афин, таил темный и мрачный секрет.
Все началось несколько дней назад. Ко мне домой в Ричмонд позвонила молодая леди — та самая англичанка, у которой спустилась петля чулка. Она представилась танцовщицей в цирке Корунья. Я никогда о таком не слышал. Цирк был хоть и с испанским названием, но явно итальянского происхождения; но, как известно, цирки постоянно меняют названия.
«Не будете ли вы так любезны срочно прилететь в Афины? У нас проблемы с нашим Луиджи, нашей гориллой».
Горилла — в цирке?! А ведь это исчезающий вид, теоретически подпадающий под строгую охрану Конвенции по международной торговле исчезающими видами. Мне прежде доводилось видеть горилл в цирке — пару бедных животных, кочевавших в крошечном фургончике зверинца цирка Медрано.
«Что с ним?» — спросил я.
«Расстройство. Длится уже несколько недель».
Звонки из цирков и небольших зоопарков, о которых я слыхом не слыхивал, не столь уж редкое явление: обычно два-три случая в год. Билеты на такие направления, как Афины, отнюдь не дешевы, а горький опыт научил меня, что цирки, как правило, в долгах как в шелках. Но я не могу отказать в помощи больному, страдающему животному. Тут дело не столько в правилах, вызубренных в Королевском колледже, сколько в чувстве ответственности за диких животных, попавших в беду. Это отнюдь не ханжеская жалость, а просто осознание того факта, что никто другой за тебя это не сделает. Тридцать пять лет назад я положил начало совершенно новой профессии — странствующего врача диких животных. Мое увлечение неприрученными созданиями и проблемами их здоровья мало-помалу создали спрос на такой специализированный вид услуг, который занятые общей практикой ветеринары в полной мере обеспечить не могли. Конечно, с тех пор нашего полку
