и поднял нож, который Коротышка выронил, когда Андреа вмазала ему по голове кирпичом. Пару секунд Страшила разглядывал лезвие через тонкий пластик, затем вновь посмотрел на нас.
– А теперь кыш отсюда. Прямо сейчас, – приказал он гортанным голосом. – Бегите в полицию и приведите их сюда. Коротышка Гаскинс никуда не денется.
Я усомнился, что правильно понял его слова – настолько они меня поразили. Никто из нас троих не пошевелился.
– Бегите в полицию! – крикнул Страшила. – Немедленно!
На сей раз мы отреагировали мгновенно, особенно Дикки. Похоже, бедняга пребывал в большем шоке, чем мы; наверное, очнулся от транса, в который его погрузил отец. Мы ринулись к двери, затем в коридор и на лестницу, ведущую к свободе. Я оказался замыкающим – ступеньки уже грохотали под весом двух человек, поднимавшихся наверх, – и бросил последний взгляд вдоль коридора. Картину, которую я увидел, мой мозг тут же отверг, отказываясь признать ее реальной. Но еще хуже был сопровождавший зрелище звук – он обрушился на меня как живое существо. Полагаю, все произошедшее моя истерзанная психика заблокировала на ментальном уровне уже спустя несколько секунд, когда я выскочил наружу и глотнул свежего воздуха. Однако по прошествии почти трех десятков лет, когда я снова оказался в подземелье, память наконец вернулась.
Страшила взял нож в одну руку, а другой открыл рот Коротышке. И принялся отрезать ему язык – хотя раненый выл, как обезумевший демон. Страшила игнорировал вопли и продолжал свое дело.
Мы бежали из этого ужасного места; бежали, пока не почувствовали себя в безопасности.
Коротышку Гаскинса я никогда больше не видел.
Глава 27
Июль 2017 года
1
Дикки.
Громко топая, он спускался по лестнице с той же уверенностью, которая обрекла на поражение его отца. Я схватил со стеллажа склянку и занял удобную позицию у двери в коридор, чтобы меня не было видно с лестницы, надеясь, что Уэсли не выдаст.
Судя по звукам, Дикки миновал лестницу; сейчас подошвы шаркали по цементу. Он подходил все ближе. Даже дыхание слышно. Уэсли сидел там, где я его оставил, весь в крови; взгляд сына выражал оцепенение и тоску. Я поднял банку с языком в растворе на уровень груди и ухватил ее поудобнее, держа как футбольный мяч.
Дикки Гаскинс переступил порог Дома Безгласия – спустя почти тридцать лет после того, как я в последний раз его здесь видел.
Я размахнулся, словно при метании мяча, однако не отпустил свой снаряд, а продолжал удерживать, пока он не обрушился на голову Дикки. И в момент удара, когда я услышал отвратительный чавкающий звук, ощутил, как боль от отдачи стрельнула вверх по руке, увидел открытый в крике рот противника – в памяти словно что-то вспыхнуло. Много лет назад Андреа точно так же ударила Коротышку. Колесо совершило полный оборот.
Дикки, вопя от боли, зашатался и врезался в стеллаж с банками. Некоторые упали с полок и разбились. Я опять занес руку над Дикки и замахнулся, целясь в затылок. Он выставил вперед плечо, частично отклонив банку, и мой удар зацепил голову по касательной. И тут Дикки пнул меня сжатым кулаком под дых, снизу вверх. Воздух покинул мои легкие; задыхаясь и держась за живот, я перекатился на спину. Дикки прыгнул на меня и схватил рукой за горло. В его глазах не проглядывало ни единой искры разума – лишь примитивная, животная ярость. Рыча, как бешеный пес, он принялся меня душить.
Я старался отцепить от себя его руки, найти точку опоры. Невероятная сила Дикки выдавливала из меня жизнь, пригвождала к полу, стремилась расплющить. Я не мог дышать, не мог кричать, не мог даже кашлянуть. Грудь горела и требовала воздуха; перед глазами танцевали яркие точки – словно крошечные существа, приглашавшие в загробный мир. Свет начал меркнуть.
А затем в легкие хлынул воздух.
Я не понял, что произошло, но Дикки на мне уже не сидел. Инстинкты переключились только на дыхание – вдох-выдох, вдох-выдох… Грудь разрывалась от боли, однако ощущение блаженства от того, что воздух наполнял легкие, вытеснило все прочие. Зрение прояснилось.
Дикки сидел, привалившись спиной к дверному косяку. Его лицо было искажено мукой; взгляд не отрывался от рукоятки ножа, воткнутого в плечо. Рядом топтался Уэсли; он почему-то вдруг стал ниже ростом и выглядел совсем ребенком – таким я своего сына уже несколько лет не видел. Слезы проделали на его окровавленных щеках светлые дорожки. Во взгляде читались весь ужас и все смятение, какие он, должно быть, испытывал с самого начала.
– Не трогай моего отца, – всхлипнул Уэсли, с явным трудом выталкивая слова из горла. – Ты обещал.
– Плевал я на обещания! – крикнул Дикки. – Буду убивать вас, пока не останется ни одного Плайера. Пакт больше не действует!
Вот оно, то самое слово. Пакт. Слово, равносильное для меня нажатию спускового крючка.
Я стал возмездием, и возмездие стало мной.
Я слышал крики, слышал рев, знал, что они исходят от меня, хотя казалось, их издает существо из другого измерения. Оттолкнувшись от пола обеими руками, я бросился на Дикки, вдавил его плечами в стену. Он пытался вывернуться, нанести ответный удар, однако адреналин, взрывной волной пронесшийся по телу, сделал меня непобедимым. Даже свирепый лев не смог бы меня остановить. Я схватил Дикки за волосы и треснул головой о стену – раз, другой, третий… Оглушенный почти до потери сознания, он прекратил сопротивляться.
– Уэсли, сядь вон там! – выкрикнул я, указав пальцем на место подле расчлененной женщины. Пила по-прежнему валялась на полу. – Сядь! Вон там! – Я еще раз ткнул пальцем в ту же сторону.
И, схватив Дикки за шиворот обеими руками, потащил его по полу, прямо через трупы. Моя энергия была неисчерпаемой. Я вдыхал чистый кислород, легкие работали как никогда интенсивно. Мозг работал предельно ясно. Боль ушла. В эти минуты я стал богом.
– Сядь! – снова рявкнул я.
Уэсли плюхнулся на пол возле головы несчастной женщины. Рядом я уложил Дикки – тот стонал, но не двигался. Опустился на колени и зажал его голову своими ногами. Хотя сам я никогда не верил и никогда не поверю ни единому слову, произнесенному устами Коротышки Гаскинса, Дикки и моего собственного отца по поводу проклятий и исцелений, имело значение лишь одно – в них верил мой сын. Вот единственное оправдание.
– Не волнуйся, Уэсли, – сказал я, поднимая пилу. – Сейчас все закончится. Дикки наложил на тебя проклятие, а ритуал проклятие снимет. Ты только должен сделать, что я велю. И
