готов, когда все будет исполнено, ты откусишь кусочек от этой поганой плоти. Понял?
Мне показалось, что я падаю в какую-то черную бездну. Безумие! Какому буйнопомешанному могло взбрести в голову подобное?
Внезапно Коротышка развернулся и уставился на меня горящими глазами. Я едва не вскрикнул.
– Безгласие, пацан. Безгласие и Пробуждение! Проклятие и исцеление случатся прямо у тебя на глазах. С этого дня наступит очередь твоей семьи. Да свершится справедливость, иначе, клянусь Богом и всеми святыми, я вырежу всех – каждого мужчину, каждую женщину и каждого ребенка, в ком есть хоть капля крови Плайеров. Помяни мое слово, пацан, и не сомневайся. Передай своему отцу, что ты слышал мою клятву. А в качестве доказательства, прежде чем мы покончим с нашим делом, я убью твою подружку. Все лучше, чем убить твою маму, а?
– Ты псих, – сказала Андреа. Подобное утверждение мои будущие дети сочли бы достойным самого Капитана Очевидность.
Вместо ответа Коротышка подошел к стене, нагнулся и подхватил с пола нож. Блеснуло зазубренное стальное лезвие. Он покрутил нож перед глазами, изучая убийственный потенциал оружия – как во время инцидента у Заливной ямы. Затем, не торопясь, приблизился к Андреа и остановился всего в паре дюймов от нее. Все врожденные сигнальные системы, присущие человеческой расе, били тревогу в моей черепушке, пытаясь предупредить о надвигающейся катастрофе, однако я обмяк от страха и прирос к стулу.
Коротышка выставил нож вперед и направил острие лезвия в лицо Андреа.
– Ты понятия не имеешь, – прошептал он. – Ты понятия не имеешь, какие страдания выпали на долю моей семьи. А началось все при жизни далеких предков, я ничего не могу с этим поделать.
– Да брось, – ответила Андреа. – Жаль, ты с моим отцом незнаком. В споре на звание лучшего мудака он бы заткнул твоих предков за пояс.
Я поверить не мог, что подруга способна на такую дерзость. Эта минута навсегда меня изменила.
– Мои предки тут ни при чем… – Коротышка, явно удрученный, опустил голову и вздохнул. – Моих предков прокляли пуритане. Или до тебя не доходит? Я не могу убить Дэвида – его семья сама по уши в дерьме, как и моя. Но я могу причинить ему страдания. О, я могу причинить ему любые страдания, даже такие, что хуже смерти. – Он повернулся и добавил для меня персонально: – Двести лет Плайеры только и делали, что нарушали пакт, старались переложить все на Гаскинсов.
– Не понимаю, о чем ты, – вяло отмахнулся я. Андреа чуть изменила положение, оперлась на другую ногу, повела рукой – движения неуловимые, однако я, сидя на стуле и глядя снизу вверх, не мог не заметить их. – Вообще не знал, что наши семьи были знакомы.
Коротышка уставился прямо мне в глаза.
– Грехи отцов наследуют дети их, как учит Священное Писание. Мне плевать, о чем ты знаешь и о чем не знаешь. Однако на моем сыне все закончится, и это факт. – Он опять посмотрел на Андреа и ухватился за нож половчее – зажал в кулаке, словно планировал отвести назад и вонзить девушке в глаз. – Сиди и смотри, Дейви Бой[13]. Мне не дозволено убить тебя, поганца убогого, но уж с ней-то я…
Не дав ему договорить, Андреа повторила свой подвиг у Заливной ямы. Она извернулась всем телом – словно отпустили сжатую пружину – и взмахнула отведенной назад левой рукой, в которой крепко сжимала обломок красного кирпича, увесистого и заостренного. Он словно был одним целым с ее кистью. У Коротышки не оставалось шансов. Ни единого. Он было пригнулся и вскинул руку для защиты, однако опоздал. Замысел Андреа увенчался успехом; удар пришелся на то же место, что и в прошлый раз: кирпич врезался в скулу с жутким глухим хрустом. Коротышка рухнул на пол, не издав ни звука.
Андреа с криком бросилась вперед, опустилась на колени рядом с противником и занесла кирпич для повторного удара. Однако за миг до того, как кирпич обрушился на лицо Коротышки – я доныне уверен, что тот удар убил бы его, – Дикки блокировал девушку слева, опрокинул на пол и сам сел на нее. Кирпич выпал из рук Андреа и с грохотом покатился по цементному полу, застыв в пяти дюймах от головы Коротышки. Тот стонал и раскачивался из стороны в сторону, сжимая виски обеими руками.
Я подбежал к Андреа и столкнул с нее Дикки. Она вскочила, дико озираясь, метнулась к стеллажам и смахнула несколько банок. Звон бьющегося стекла сплетался в многоголосие. Андреа разбила еще несколько; жидкость расплескивалась по полу, и звуки смешались в невыносимый вой, будто забивали каких-то хрустальных животных. Дикки снова встал и с дьявольским выражением на лице бросился на Андреа. Я сделал ему подножку; он меня не заметил и потому не имел шансов устоять – растянулся на полу, проехавшись лицом по цементу.
Похоже, ему и это было нипочем – поднялся, опираясь на руки и не обращая внимания на усеивавшее пол стекло, и опять устремился к Андреа. Я поспешил ей на помощь. Андреа сбросила с полок еще с десяток банок; осколки разлетались повсюду, дурно пахнущая жидкость забрызгала всю комнату. Серые мясистые языки шмякались о стены и отскакивали. Дикки почти настиг Андреа, а я почти настиг его.
– Прекратите!
Слово прогремело, будто удар грома, причем такой силы, что мы подчинились – все трое – и замерли у стены с полуопустошенными стеллажами. Содержимое банок плавало по полу.
В дверном проеме стоял Страшила с дробовиком наперевес. Не отрывая от нас взгляда, он взвел курок. Щелчок эхом отразился от низкого потолка.
Мужчина заговорил – все тем же фальшивым голосом, который меня уже достал:
– Всем отойти от стены. Всем отойти от банок. – Он указал стволом дробовика на противоположную стену. – Ну!
Дикки, Андреа и я поспешно перебежали на другую сторону комнаты, на каждом шагу рискуя пораниться о груды осколков. Воздух наполнился хрустом.
– Если хоть кто-то из вас сделает шаг ко мне или к мистеру Гаскинсу, стреляю в голову. Дробью. Вам это не понравится. Поверьте мне хотя бы на секунду.
Мы втроем, тяжело дыша, прислонились к холодной стене. Страшила тоже запыхался; пластиковый мешок ходил ходуном. Мужчина двинулся вперед, разворачиваясь всем телом так, чтобы ствол дробовика постоянно был нацелен на нас. Под сапогами скрипело стекло. Коротышка лежал ничком все на том же месте и стонал от боли, закрывая руками лицо.
Страшила опустился перед ним на колени, переложил дробовик в одну руку, а другой пошарил по полу
