царь вскочил на коня, отъехал ещё дальше и теперь поставил Буцефала мордой к солнцу, чего ретивый не терпел и в раж входил, то есть выказывал звероподобие.
Видя это, скуфь уняла потеху, и только шёпот прыскал со стен:
– Ужель допрыгнет?.. Эвон, жеребец взбесился! А ну как вместе с ним и царь?!
Он же пустил коня встречь солнцу и взлетел! Вкупе со своими храбрецами, что на верёвках, словно орлы, пали камнем на головы защитников, и в единый миг всё было кончено. Когда же Буцефал коснулся земли копытами, ворота замка распахнулись, и в них возник Клит Чёрный, держа на руках добычу, завёрнутую в горностаевый плащ. Роксана не успела внять, кто её пленил, ибо на минуту утратила память и была без чувств.
Царь подхватил её и, словно отрок, не вникая, где явь, где грёзы воображения, облобызал её прекрасный лик.
– Ты мне жена отныне!
Княжна воспротивилась, едва придя в себя.
– Достать меня на башне не велика заслуга, – отстраняясь, промолвила она. – Теперь ты прыгни выше головы своей и сердца моего достань!
По возвращении с Синего моря, из своего бесславного похода, властелин Востока, однако же, замыслил небывалый пир, желая взять Роксану в жёны. В тот час он искренне считал Роксану воинской добычей, которой будет восхищаться не только он – весь просвещённый мир, ибо прекраснее девы ещё не лицезрел.
Царь вёз пленницу в своём седле до самой Бактрии, ни на минуту не спуская со своих царских рук, и вкушал торжество мгновения, ибо не держал ещё подобной драгоценной ноши. И поначалу княжна не проявляла ни строптивости нрава, ни своей власти над влюблённым витязем: будто бы смирилась с участью и роком – стать женой великого полководца. По пути в Александрию оксианскую он озарился мыслью, как усмирить Бактрию и Согдиану и как исторгнуть дух противления и варварский нрав местных народов, ибо после взятия замка князя Оксиарта зарёкся оставлять в тылу даже малой непокорённой крепостицы.
А замысел был прост и продиктован чувствами: переженить своих храбрецов на невестах местной знати, слить их кровь в единую реку, как образуется Окс, сливая многие мелкие притоки в горах, и потому способен пройти сквозь красные пески пустынь, к Синему или Оксианскому морю. Клит Чёрный, а более Филота противились, уверяя, что подобное слияние невозможно из-за высших ценностей благородной и нравственной Эллады, что суть варваров неистребима. Но царь Македонии, воспитанный философом, тиран Эллады, сын Амона и фараон Египта верил, что материя и форма совокупимы, что именно совокупление порождает двух дочерей естества – Причину и Цель. Они же, в свою очередь, рождают производное, или начало всех начал – Материю и Форму.
Он мыслил замкнуть сей круг и примирить непримиримое…
Властелина Востока убеждали, будто потуги его напрасны и след, пока не поздно, оставить все надежды и силой ратной вразумить непокорных, однако Александр, вернувшись в Бактрию, точнее в стольный град своей восточной вотчины, Александрию, призвал местных вельможей сводить своих дочерей на выданье к монаршему двору. Дворец царя был уже возведён: мост с роскошными палатами и залами возвышался над Оксом, соединяя два несоединимых берега, меж которых ревел белопенный поток горной реки.
Царь мыслил свести между собой две противоположные стихии – ума и естества, луну и солнце, лёд и пламень.
Взирая на свою невесту, пришедшую из отроческих грёз, он ощущал сомнения, но рядом не было Каллисфена, с коим привык обсуждать все философские вопросы и впитывать его советы, как впитывает в себя повязка на ране, задерживая неумолимый ток крови. По расчётам царя, историограф в это время шёл обратным путём на восток, поместив приданое в Музейоне мира – туда, где ему должно быть.
И свадебный пир удался на славу: сатрапы Бактрии и Согдианы, их вельможи и богатый торговый люд свезли в Александрию всех дочерей на выданье, дабы с охотой выдать за храбрых македонцев, которым удалось свершить невиданное доселе – прийти из Середины Земли, из тех краёв, где западает солнце, и свергнуть власть персов. Здесь, на свадьбе, они уверовали в богоподобность нынешнего владыки Востока, но посчитали его не сыном Зевса, не отпрыском скуфского Раза и даже не земным воплощением Амона, коего ведали даже в сём отдалённом месте; в Бактрии и Согдиане Александра признали посланцем творца Ахурамазды, который пришёл в их земли, чтобы очистить от скверны. Его поход к Синему морю и вовсе воспевали как промысел божий, как знак небесных испытаний, данный царю македонцев, чтобы вразумить местные народы: никому ещё из иноземцев не удавалось пройти сквозь красную пустыню, достичь песчаных берегов Арала и в целости вернуться назад.
Аралом согдианцы именовали море, считая, что там смыкаются земля и солнце. И оттого так солоны его воды, называемые рапа, то есть пьющие светило…
Свадебный пир был учинён во дворце царя, соединившем два берега горного Окса, который поразил даже бактрийских старцев. Самые ветхие из них, не от возлияний и хмеля, а те, кто узрел в сём роковой смысл, от радости и благодаря творца, приносили себя в жертву, бросаясь с гульбищ в бурные воды.
Зная пристрастие местной знати к драгоценным и изящным безделушкам, Александр сразу же после пира повёл невесту не в опочивальню, а в сокровищницу дворца, где хранилась казна властелина Востока. Всего здесь было вдоволь, серебра и злата, каменьев, прикрас, почётных знаков, украшений, оружия многоценного и прочих искусных изделий, которых ещё не видывали ни в Бактрии, ни в Согдиане. Все редкости, добытые в походе, царь выкупал у ратников, дабы потом поместить их в Музейоне мира.
– Ты, витязь, богаче всех на свете, – промолвила Роксана, озирая сокровища. – Мог бы посвататься ко всякой дочери индийского раджи и махараджи, кто имеет достойное приданое. Ты же, неразумный, женился на бесприданнице. За моей душой нет никаких богатств и сокровищ. Так что знай, царь: не в пример Барсине, ты от меня ничего не получишь. Даже если прыгнешь так высоко, что достанешь моего сердца. Мало того, по нашему обычаю, я с тебя возьму! Самое драгоценное! Прежде чем я разделю с тобой брачное ложе по своей охоте. Телом моим тебе овладеть легко, ты сильный воин, тебе повинуются и храбрецы, и кони… Но даже с их помощью тебе не овладеть душой.
Прекрасная, неприступная и гордая, она стояла перед владыкой Востока, вскинув голову и разбросав по плечам космы цвета пустыни. И в этот миг ещё более напоминала мать Мирталу – глаз не отвести!
Он открыл заветный сундук, достал царскую диадему, некогда снятую с
