Книга Поцелуй небес - Людмила Григорьевна Бояджиева

Подъезд в усадьбу преграждали надежные ворота с обстоятельным предостережением: «Осторожно. Частные владения. В зверинце содержатся дикие животные. Проникновение на территорию очень опасно». «Отлично! Может, хотя бы эти зверюшки защитили Ванду», — подумал Амир и закатив автомобиль в кусты, стал обходить высокую каменную ограду. Забраться на стену ловкому как кошка пришельцу не составило труда, и через несколько — минут, он уже пробирался к большому трехэтажному дому, благодаря Аллаха за то, что по саду не бегали спущенные на ночь собаки. Из глубины сада потянуло запахом зверья и послышалось печальное завывание — один голос, второй — и вот уже самозабвенно скулил целый собачий или волчий хор. Несколько окон в доме еще горели, у подъезда, освещенного старинными, забранными в чугунные клетки фонарями, стоял серебристый «седан» с австрийским номерным знаком.

Подтянувшись на руках к освещенному окну первого этажа, Амир увидел полутемный холл, в центре которого, беседуя с коротконогой брюнеткой, стоял смуглый черноволосый мужчина. Сердце Амира сделало сильный предупредительный удар. Тут же в комнате вспыхнул яркий свет и по лестнице, ведущей на второй этаж, сбежала, радостно улыбаясь и наскоро запахивая поверх домашнего платья шерстяной жакет Ванда. Брюнетка представила ей смуглого господина и Амир заметил, как вмиг погасло, погрустнело Вандино лицо. Теперь они что-то обсуждали, вернее, хозяйка, кивая на большие напольные часы, показывающие полночь, видимо, приглашала гостя остаться. Он же категорически махал руками и обращаясь к Ванде, говорил торопливо и темпераментно. Ванда согласно кивнула, хозяйка недоуменно пожала плечами, мол: «делай, как знаешь». Гость опустился в предложенное — кресло напротив часов, показав Ванде на циферблат. Она утвердительно махнула рукой и побежала на второй этаж.

Амир, не замечая, что раздирает в кровь пальцы, бесшумно и ловко цепляясь за водосточный желоб, забрался к балкону, залитому голубоватым светом из зашторенного окна. Он не сомневался, что это окно вандиной комнаты и думал лишь о том, как проникнуть туда, не напугав женщину и не подняв переполох. Сняв с указательного пальца тяжелый перстень с печаткой, внимательно изученный Вандой в их прошлое свидание и продев в него носовой платок, Амир точно метнул послание в открытую форточку. Штора с шелестом распахнулась, балконная дверь приоткрылась, являя ошеломленное вандино лицо.

Она пропустила его в комнату и рухнула на диван, приглушив изумленный вопль: Амир зажал ладонью ее полуоткрытые губы и прошептал:

— Тише, умоляю, тише! Ты в большой опасности. Мы должны незаметно исчезнуть! В доме есть какой-нибудь другой выход?

Понадобилось минуты три, чтобы убедить Ванду в необходимости побега. Вняв уговорам Амира, она не взяла с собой ничего из вещей, бросив в центре комнаты раскрытый чемодан, лишь прихватила маленькую сумочку с косметикой и документами. Амир отвернул напоследок вентили в душевой комнате и они тихонько выскользнули в коридор.

По запасной хозяйственной лестнице через кухню беглецы вышли в темный сад, а затем Амиру пришлось провести целую серию акробатических трюков по переправке Ванды через двухметровую каменную ограду.

Совершая эти маленькие интимные упражнения перехватом рук на плечо Амира, оттуда подсадкой под зад на гребень стены — Ванда не могла удержать тихий смех — приключение начинало ей нравиться.

Уже в машине, несущейся по темному шоссе к Зальцбургу, она рассказала, что ночью вдруг прибыл нежданный гость, назвавший себя другом Амира и потребовал немедленного отъезда Ванды в его компании в некое место «для встречи с другом, находящимся в опасности».

— Я уже думала, что больше не увижу тебя. И не увидела бы — ведь только за пять минут до твоего появления посадили на цепь свирепых волкодавов, чтобы впустить в дом ночного гостя. Собаки разорвали бы тебя в клочья! — Ванда прижалась к плечу своего спутника, не сводящего глаз с дороги.

— Это я у же не надеялся увидеть тебя после того… Ну, дело в том, что гадалка предсказала мне черные дни… Я разыскал тебя, а когда увидел в холле этого господина, решил, что тебе лучше быть подальше от него. За ним числятся плохие дела. — Амир излагал ситуацию без всяких эмоций, будто речь шла о повседневных заботах. Он не имел права, да и не хотел пугать Ванду и уже решил, как поступит дальше: спрячет женщину в надежном месте и предупредит ИО о готовящемся на нее покушении. Организация предъявит убийцам ультиматум о неприкосновенности госпожи Динстлер, гарантируя ее молчание. Сейчас же необходимо было оторваться от весьма опытного преследователя. Амир не сомневался, что шум воды в апартаментах Ванды мог ввести его в заблуждение максимум на двадцать минут. Учитывая сложную переправу через ограду, следовало предположить, что серебристый «опель» уже висит на хвосте у БМВ. Если только убийца не передумал или не свернул на другую дорогу.

Как всегда в ситуации повышенной опасности Амир почувствовал прилив сил и обострение ощущений. Древний инстинкт бедуинов наделял его сверхзоркостью и сверхчутьем в ситуации охоты — не важно идешь ли ты по следу хищника, или он рыщет за твоей спиной. Кровь пульсировала с удвоенной силой, нервы трепетали, на сосредоточенном лице лежала печать покоя.

Впереди, в бархатном мраке, светились леденцовой россыпью габаритные огни легковушек и трайлеров, на встречной полосе с ракетным свистом проносились редкие автомобили. Где-то на холме, описывая танцевальный полукруг, двигалась подсвеченная прожекторами, вытянутая в небо церковь, будто парящая над темными перелесками и спящими деревеньками. Ночь летела навстречу — огромная, опасная, колдовская.

Амир резко прибавил звук, поймав на радиоволне вкрадчивые переливы мандолины, начинающие тот самый, популярный в России семидесятых вальс Нино Ротта к невиданному тогда еще советским человеком кинофильму «Крестный отец». Музыкальные фразы наливались силой, ввинчиваясь в душу, незаметно вступил оркестр и мощным фронтом двинулся в наступление… Прошлое вернулось, обманным жестом иллюзиониста переменив декорации: по сторонам темнел заснеженный ельник, черный лимузин катил молоденького Амира и нарядную Ланку в сияющий «Метрополь» — прямо в жадные объятия Хосейна. Как бы поступил он теперь, зная последующий ход событий? Приказал бы шоферу развернуться и мчать подальше от Москвы? Попросил бы в СССР политического убежища и, женившись на Ланке, стал бы давать уроки арабского студентам Института восточных языков, скрываясь от гнева Хосейна? Да нет — он и теперешний, поступил бы точно так же, потому что навечно вытравлена в его сознании преданность Господину. Несмотря на то, что до скончания дней, не перестанет терзать его страсть