Король хлопает в ладоши, и я вздрагиваю.
— Она разрешала трахать себя раз в неделю. Стабильно по вторникам. Только я уже стал не тот. Бабло, много бабла и власть, делают свое дело. Я стал другим и в моей жизни появились остальные дни недели. Как-то у меня была сходка с хачем, который занимался сбытом. Он забил стрелку в ресторане на окраине. Переломный момент, блядь. Там я увидел ее. Большие кукольные глаза, вот такущие, длинные черные волнистые волосы, и смуглая кожа. Меня всегда тянуло на умных и красивых баб. Я чувствовал их ментально. И понял, что эта кукла должна достаться мне. Только мне.
Король прерывается и заполняет бокал до краев.
— Пей, — приказывает, но я сижу неподвижно.
Мотаю головой, но он не собирается церемониться.
— Пей или я сам открою твой рот и залью. А там могу и увлечься.
Угроза действует, хватаю бокал. Делаю несколько коротких глотков, которые тут же просятся наружу. Проглатываю обжигающую жидкость, пытаюсь удержать слезы.
— Моя наивная Ляля, моя девочка…
Король улыбается, и я вижу на его лице какую-то больную нежность.
— Я не мог отказаться от вторников. Редкие встречи, я хер знает что они давали, но продолжались. Чувствовал себя сукой последней, но продолжал. Продолжал. Продолжал...
Он качается из стороны в сторону, а взгляд становится стеклянным.
— Поздно узнал, что твоя мать не любит делиться с другими. Ляле поставили диагноз рак крови. Последняя стадия. Раз, два, три, четыре, — Королев загибает пальцы.
— При чем здесь мама? Это ты убил ее? — до меня вдруг доходит к чему идет весь этот рассказ.
Ладони становятся влажными и ледяными.
— Со временем я забыл о твоей матери. Разложил по кусочкам в своем мозгу, упаковал в черные мешки, выкинул на помойку все мысли и воспоминания.
Прошло еще лет пять, а может и больше. Я не помню. Они познакомились в салоне красоты. Случайность или спланированный сучий план? Две бабы, которые никогда не должны были пересечься. Островская предложила Ляле препараты «Артериума». Вечная молодость, никаких косметологов. Одна ампула в месяц и омоложение организма гарантировано. Вот только о том, что этот препарат запрещен к продаже, Островская умолчала. Нормальная клетка превращается в раковую, когда в е е генах возникают определенные мутации, либо меняется активность определенных генов. Препарат активно способствовал развитию болезни. Она продала Ляле смертельную дозу, но я вовремя увидел у жены эту дрянь. Ляля живет, но как долго ей осталось — никто точно не дает прогнозов. Москва, Германия, Тибет... Когда болезнь подступает — деньги превращаются в пыль.
— Я не верю тебе, ты врешь, — произношу и чувствую, как тошнота подступает к горлу.
Мама не могла. Она никогда не отличалась нежностью, но и на такое не способна.
— Это ошибка.
— Нет, Алина. Это спланированное убийство. Отличное от того, чем занимается твой новый ебарь, но убийство.
Островская знала, что я приду за ней. Приду и задушу своими руками.
Король резко поднимается и становится сзади меня. Его руки оплетают мою шею, а ухо опаляет горячее дыхание.
— Она лишила меня этого удовольствия. Я бы трахнул ее напоследок. В дань нашей любви. Как думаешь, она любила меня?
Руки сменяют сухие губы. Они касаются моей шеи, оставляют череду рваных поцелуев.
— Не надо, — произношу шепотом, пока меня бьет сильная дрожь.
— Не хочется понять, почему твоя мамаша столько лет скакала на моем члене? Может тебе тоже понравится?
Пытаюсь встать, но Король не дает мне этого сделать. Крепко сжимает мои плечи, делает так больно, что я готова взвыть.
— Я лучше сдохну, — хочу, чтоб мой голос звучал уверенно, но не получается.
— Не надо так, Алина. Я сначала хотел убить тебя. Отомстить. Но мстить тому кто уже гниет, глупо, понимаешь? А потом когда ты пришла, я понял что ты дорога мне. Как открытка, которая напоминает только о хорошем. Ты пришла, как она тогда села в машину. Эффект был тот же. Когда Ляли не станет, я не хочу остаться один. Ты была идеальной кандидатурой. Я приставил к тебе охрану, обеспечил безопасность.
— Меня никто бы и не тронул, кроме тебя, — дергаюсь, когда его пальцы касаются щеки.
Осматриваю стол и замечаю вилку. Вряд ли ею можно убить.
— Садальский с Виктором поделили твою долю, еще когда ты плакала на могиле матери. Поэтому я и убрал жирного коня с шахматной доски. Снес его пулей твоего Антошки. Скажи, как это, когда тебя трогают руки, которые по локоть в крови?
Впервые слышу имя Леона и сердце пропускает несколько ударов. Кажется, я забываю как дышать. Осознание, что мои чувства к нему заполняют меня до краев приходит сейчас. Сейчас, когда я не знаю, сколько буду жить.
— Я передам акции, только отпусти нас.
— Конечно, передашь. Конечно, Алина. Виктор уже подготовил все документы, осталась только твоя подпись. Но это неважно. Антон в любом случае сдохнет. У тебя нет ничего на что ты могла бы обменять его жизнь.
— Я останусь с ...? — глотаю последнее слово, потому что не могу это озвучить.
Кладу руку на стол, накрываю холодный металл. Я должна попробовать.
— Девочка моя, ты и так останешься. Тебе некуда будет идти. Не к кому. Только добрый старый друг семьи готов принять и приютить.
Крепко сжимаю вилку и оборачиваюсь к нему. Все происходит как в замедленной съемке. Вижу его широкие зрачки, сухие губы, влажные волосы, тощие руки.
Бросаюсь, но сильный удар приходится по лицу быстрее, чем я осуществляю задуманное.
Падаю на бетонный пол, ощущаю вкус крови во рту.
— Ты такая же тварь как и она, — последнее, что я слышу.
Резкая боль заставляет меня провалиться в черноту.
Теряю счёт времени. Путаю реальность. Вспышки сменяются новыми вспышками, не отдаю себе никакого отчета. Смутно понимаю, что мы вернулись в главный зал. Первым делом ищу Леона. Слезы сами бегут неконтролируемым потоком когда я вижу его. Крови слишком много. Медицинская помощь необходима. Однако не замечаю каких-либо особо опасных повреждений. Это радует, пусть я и понимаю что радость долго не продлится. В доме стоит абсолютная тишина. Даже охраны не вижу. Девочки наверняка заперты по комнатам и сидят там как мыши. Я могла бы тайно помышлять о бунте, надеяться на численный перевес, но эта армия не будет сражаться. Бахмал ярко обрисовала мне ситуацию.
Только сейчас замечаю мельтешение в углу. Темное пятно превращается в силуэт, узнаю Виктора. Зубы сводит от желания вцепиться в его глотку. Я заражаюсь безумием. Теряю крохи человечности. Он осунулся, порядком похудел. В волосах добавилось седины. В уголках губ появились борозды, как у глубоко несчастного человека.
