Хастад не стал уточнять, он тоже догадался.
– Мне только непонятно, как можно сделать так, чтобы вирус не действовал на людей… – высказала сомнения Ольга.
– Мы не учёные, Хола. У них было достаточно времени.
– И что же теперь делать?
Великан лежал в постели и уже не притворялся, что ничего не происходит.
– Хола, если я умру, в погребе есть телефон и неактивированная сим-карта. С неё ты сможешь позвонить на служебные номера. Вас отсюда вытащат.
Ольге стало ещё страшнее: если Хастад заговорил о смерти, значит, дела плохи.
– Ты серьёзно? – сердито посмотрела она на него. – Что бы там ни было, нужно сделать всё, чтобы вылечиться!
– Это не просто простуда, Хола…
– Но и не повод сдаваться! Хастад, умоляю… Ты меня пугаешь!
– Прости. Я сделаю всё, ты же знаешь. Почитай Хасу сказку. Я тоже послушаю, – вымученно улыбнулся он.
И Ольга открыла книгу.
Не успела ещё кончиться сказка, как Хастад уснул. В бессознательном состоянии он выглядел ещё более уязвимым, то и дело вздрагивал, стонал и ворочался. Простынь, в которую он завернулся, насквозь пропиталась его потом.
Ночью Хастад упал с кровати. Он выгибал спину, царапал ногтями грудную клетку и метался из стороны в сторону, пытаясь сделать вдох.
Ольга впотьмах бросилась к аптечке за кислородным баллоном, а когда вернулась, великан уже лежал неподвижно.
– Я тебя не отпускаю, ты слышишь? Не отпускаю! Не смей умирать! – в панике закричала она.
Она вставила кислородную трубку ему в рот и нажала кнопку баллона и держала до тех пор, пока Хастад не закашлялся и не перевернулся со спины на бок.
Словно по цепной реакции начал кашлять и задыхаться во сне Хас, поэтому Ольга снова металась между двумя огнями.
Остаток ночи прошёл без сна. Хастад остался лежать на полу, потому что там прохладнее. Сам он дрожал так, что не мог удержать в руках кружку с водой. Пот по-прежнему тёк с него градом. Казалось, великан с головой окунулся в масло, кожа его лоснилась в тусклом свете светильника.
Его глаза заплыли жёлто-коричневатой плёнкой, похожей на гной.
– Голова плавится… о-о-о… – простонал он.
– Ты ещё не из таких передряг выбирался, – попыталась успокоить его Ольга, прикладывая влажное полотенце холодной стороной ко лбу Хастада. – Борись. Ты справишься.
– Помни про телефон… – при каждом вдохе в груди у него свистело и клокотало одновременно. В руке он сжимал забрызганный кровью носовой платок.
– Если тебя не станет, нам тоже лучше умереть, – более резким тоном сказала она.
– Нет! – что было сил, зарычал он.
– Значит, борись. Хочешь, чтобы мы с Хасом жили – живи сам. Сейчас я наберу снега и сделаю тебе холодный компресс.
Следующие два дня Ольга не могла даже подумать о сне. Каждый час у больных что-нибудь случалось: приступы удушья, жажды, внезапные боли в животе или голове, усиливающийся жар… Ей казалось, что, отвлекись или расслабься она на минуту, произойдёт непоправимое.
Кроме заботы о близких, приходилось самой топить печь, греть воду, готовить еду и стирать.
Ольга ухаживала за Хастадом и Хасом, пока оставались силы. На третий день она заболела сама.
Возможно, это была только простуда. Возможно, симптомы просто совпали, ведь Хас заразился сразу, а она – нет.
Но если это тот самый вирус, то скоро всех их ждёт смерть.
– Хастад? – она потеребила великана за плечо. – Я заразилась.
– Что? Нет… – простонал он и погрузился в забытье.
Временами он бредил, размахивал руками в борьбе с невидимым противником и порвал свою простынь.
Кислородные баллоны и аэрозоли опустели, больше нечем было облегчать дыхание. Жаропонижающее тоже было на исходе. Теперь осталось лишь ждать конца.
На Ольгу напала апатия: вот она и дошла до точки, когда всё возможное сделано и больше нет сил. Совсем нет.
Она приняла жаропонижающее и позволила себе немного поспать, а когда проснулась, увидела, что рядом на кровати лежит Хастад, а возле него разглядывает картинки в книжке сын.
– Хола… – по-прежнему еле ворочая языком, сказал Хастад. – Он голодный…
Хас выглядел выздоравливающим. Температура нормализовалась, озноб прекратился.
Ольга дошла до кухни, достала для сына коробочку готовой детской каши и вдруг поняла, что не умирает. Ещё не точно, но на ногах стоит крепко и в обморок падать не собирается. А ещё очень хочется есть. Это верный признак возвращения к жизни.
Она нашла в хлебнице засохшую краюшку булки и отгрызла кусок. Сухарь имел чуть горьковатый привкус и царапал язык и нёбо, но голод был сильнее.
С этого дня дела медленно, но верно пошли на поправку. Хастад всё ещё дышал с трудом, но больше не метался в бреду. Он начал пить мясной бульон и переместился с пола обратно на кровать.
Болезнь из агрессивной формы перешла в вяло текущую. Температура всё ещё поднималась вечерами, кашель по-прежнему донимал, но кризисных состояний ни у кого из заразившихся больше не было.
Следующие полторы недели прошли как бы в полудрёме, и из долгого забытья Хастада вырвало беспокойство, что кончаются запасы еды.
Хастад решил тайком отправиться в магазин, когда Хола уснёт. Она была резко против пространственных перемещений великана, пока болезнь не отступила окончательно. И Хастад обязательно послушал бы её, если бы не опустевшие полки погреба. Ещё день-два, и есть будет нечего. Совсем.
Не успел он взять со спинки стула плащ, как Ольга совершенно бодрым голосом спросила:
– Куда ты?
– В туалет. Спи, любимая, всё в порядке, – шёпотом ответил он.
– С каких пор ты берёшь в туалет плащ? – недоверчиво поинтересовалась она.
– Меня немного знобит. Спи, Хола...
Вместо того чтобы закрыть глаза, она резко села на кровати и схватила великана за запястье.
– Я знаю, что ты задумал! Не смей! – она посмотрела на него отчаянным и каким-то демоническим взглядом.
Хастад не нашёл ничего лучше, чем усыпить свою женщину гудением. О том, что Хола с утра будет злая, он старался не думать.
Оля волновалась не зря. У великана хватило сил переместиться в гипермаркет, но от головокружения он схватился за продуктовую полку и несколько минут боролся с темнотой в глазах. Руки-ноги не слушались, всё тело колбасило, как от приёма запрещённых веществ.
Хастад сделал то, чего никогда не делал: взял тележку. Обычно он складывал продукты прямо в сумку, но в этот раз решил не тратить силы.
Тележка норовила неуклюже повернуть то влево, то вправо. Это значительно замедляло процесс сбора продуктов.
