Он создал воздушный пузырь вокруг магбота (цветок люминария на нём уже сладко похрапывал, изредка причмокивая в сторону пролетавших мимо мух). Мы втроем залезли внутрь, и стайка хихихающих ундин подхватила нас и потащила на поверхность.
— Я не ослышалась? — усмехнулась я, тыкая Ловчего под ребра. — Это место называется «Тишь да Гладь»?
— Ага, — подмигнул куратор, тогда как Кадия, завалившись боком на лавку, уже спала — брала от жизни всё, что называется, — Люблю символику.
— И я, — вздохнула я, жмурясь в колодцах слабого акварельного солнца, диагоналями пробивавшего речную тьму
Оно, тёплое и дрожащее, всё росло по Ту Сторону, а потом вдруг напрыгнуло на нас, горячий хищник, — одновременно с мириадами брызг, всплеснувшими на реке при появлении магбота; брызг, в которых мне чудились солёные слёзы и влажные губы Шепчущего моря, крики чаек в развалинах маяка; веера теней на лице мальчишки, брошенного среди скал…
Я, поколебавшись, опустила голову на плечо Ловчего и закрыла глаза.
А мы всё плыли, плыли в новый день.
ГЛАВА 22. Привязанности
— Где работаешь?
— В Теневом департаменте.
— Ой, а расскажи что-нибудь интересное?
— Про себя или про тебя?
Шолоховский анекдот
— Тинави, Кадия, подъем! — и моя подушка своенравно зашевелилась, зазвенела амулетами.
На то, чтоб открыть глаза, ушли бы, кажется, все мои душевные силы. Да ещё и в долг у вечности брать бы пришлось: просыпаться через полчаса после того, как уснул — это трюк, недоступный смертным. По нему можно определять богов. Вот как встретим Тишь в Мудре, понаблюдаем. Если она сможет провернуть такую фишку, и при этом не потерять в эффективности — тогда да, точно богиня. Будем Кеса у неё вымаливать. Новую церковь, пустынную, организуем — я всегда любила наряды священников, с удовольствием приоденусь…
— Тинави! — и горячая рука с холодными ободками перстней взъерошила мне волосы на затылке.
— А, что, я здесь?!
Глаза все-таки пришлось разлепить.
Наш магбот стоял на пристани Пустой Орбиты, что с торца подпирает Министерскую площадь: вежливо, но без поблажек, изредка захлестывая волной — профилактики ради.
Полынь, убедившись, что я сохраняю вертикальное положение, встал и начал скармливать шипящей люминарии монету за монетой. С каждой новой восьмушкой оскал цветка всё больше напоминал улыбку.
— Выспалась? — спросил куратор.
На полном серьезе.
Псих.
Я попробовала сказать «да» — люблю оправдывать надежды, — но вместо этого вывихнула челюсть зевком.
Рассвет принёс с собой восточный ветер, выныривающий, казалось, из самого сердца холода. Город, завешенный розово-голубыми шелками утра, никак не мог расстаться с туманом, клубящимся у земли: он собирался в седые облачка у фонарей и одеялом кутал кроны лип. Прохожие выныривали из него и скрывались вновь, как будто манекенщики на показах в Сапфировом переулке.
Кадия поежилась и выпрыгнула на пристань, заставив магбот мягко качнуться, а меня — вновь улечься на шершавую лавку — ах, как сладко спится на волнах!..
Подруга потянулась с хрустом, достойным лешаков, и яростно протерла глаза. На щеке ее отпечаталась крестовина лодочной банки, и это напомнило мне о том, кто мы, где мы, и какая задница ждёт нас впереди. И какая — уже накрыла собой два города сразу: мирный Шолох, старую Мудру.
— А сколько времени прошло? — вдруг засомневалась я
Ибо, во-первых, солнце было подозрительно высоко, а во-вторых — жадный магбот схрумкал никак не менее шести монеток. Да и чувствовала я себя все-таки куда лучше, чем, по идее, должна была после заявленного выше получаса.
— Много! — бодро сказал Полынь и щелкнул по «носу» люминарию, которая, раскрыв пасть, уже тычинками внаглую лезла в его кошелек — проверять, что еще там есть интересного. — Я успел сходить в Теневой департамент. Ходящих дома не обнаружилось. Я честно топтался по клумбам, стучался в окна и даже рассказал химерам пару анекдотов о железных масках: раньше на здании была сигнализация, реагирующая на подобные вещи. Но сейчас — тишина. Никого. Я воспринял это как знак судьбы: сел подумать еще раз. И достаточно быстро осознал, что невольная ностальгия проехалась по моим мозгам как тяжелогруженая колесница: потому что передавать дело теневикам в открытую — в моем случае — это что-то вроде самоубийства. Первое, что сделают коллеги, — засунут меня в старый добрый карцер, — как потенциального сообщника Тишь, до выяснения обстоятельств, — а я по гнили всё же не скучаю. Вам двоим тоже достанется, сыграй вы роль помощников правосудия. Да вообще — любому источнику информации о преступлениях сначала дадут лопатой по голове, чтоб не сбежал, а потом уже похвалят, дня через три, когда все кончится — и при условии, что кончится благополучно…
Куратор присел на борт лодки, закинул ногу на ногу и скрестил руки на груди. В его амулетах отражались облака, похожие на северных овец, которые плыли над столицей тесной группкой. Эдакие экскурсанты: «А вот тут, господа Облачковусы, у нас трио волонтеров ищут грань между геройством и самовредительством…».
— Короче, я написал анонимное магписьмо со всеми данными, которые указывают на детей, Гординиуса и Тишь, но не дискредитируют нас, — вздохнул Полынь, покачивая ступней, — И через парочку бродяг подсунул под дверь департамента. Если Ходящие начнут копать источник вместо того, чтоб ловить Виров — они поймут, что это я. Но я надеюсь, что они правильно расставят приоритеты. В любом случае, то, что мы уезжаем — большая удача.
Кадия, делавшая немилосердную воинскую зарядку (смесь чьяги и боя с тенью), хмыкнула откуда-то из-под коленок:
— Как это мило: называть удачей собственные решения!
— А другой удачи и не существует. Как и совпадений, как и случайностей. Это всегда чей-то выбор. Твой, соседа или вселенной; а точнее — всех сразу, по чуть-чуть. Открытое акционерное общество Удачи, и только от тебя зависит, какую долю ты хочешь иметь. Я предпочитаю брать побольше, — Полынь, подмигнув, вернул подруге усмешку.
Я же наконец решилась на подвиг: а именно, погладила шершавую лавку и, заимев занозу в мизинце — прощальный лавочный поцелуй, — выкарабкалась на берег.
Полынь продолжал:
— Ну а после департамента я вернулся в наш милый магбот, где вы спали, вызывая у люминарии слёзы умиления…
— …Положил голову Тинави обратно себе на плечо… — под нос себе пропела Кадия.
— …И прикинул подробный план на сегодняшний день. Согласно оному, мы сейчас идём брать отпуск в Иноземном ведомстве. Ты, Кадия, купи, пожалуйста, что-нибудь поесть. Потом вы обе отправляетесь за припасами в экспедицию, список я сделал, — и Ловчий швырнул в меня тугой тяжеленький свиток, — И вместе с этим добром ждете меня у Тинави дома: все равно часов до трех мы не сможем перенести троих спящих в Междумирье, а без этого уезжать не стоит.
