– Это у нее профессиональное, – сказал Леруа Мюрану. – Не обращайте внимания. – Он бегло осмотрел «студию» и спросил: – Ты одна? Никого не прячешь?
– А шли бы вы… – Из прелестного ротика девицы Анжелы пошел такой мат-перемат, которым владеют только русские грузчики и канадские лесорубы. Но эта парижская проститутка при желании могла бы по части сквернословия дать им фору. Мюран, незаметно включивший магнитофон в кармане, нажал на «паузу», чтобы сэкономить пленку.
– Ты не устала? – сочувственно спросил ее Леруа, и Анжела смолкла.
– Вот этого парня ты знаешь? – Мюран показал ей фото Юрия. – Он у тебя бывает?
– Мало ли кто здесь бывает. Я всех не помню.
– Не помнишь? Да ты посмотри внимательней. Ну, как теперь, вспомнила?
– Что вам от меня надо, флики чертовы?
– Немного. Скажи, когда он у тебя был, сколько оставался и когда ушел. И мы тоже уйдем.
– Вы так у меня отобьете всех клиентов. Идите вы в ж… с вашими вопросами, скоты вонючие. Скоты!
– Уймись, дура, тебе же хуже будет, – разозлился Мюран.
– Там мокрое дело, Анжела. Не впутывайся в него. Скажи нам правду, но только правду, пожалуйста. Не заставляй этого господина вызывать тебя за сто километров от Парижа в его комиссариат. Туда так трудно добираться, а уж оттуда тем более – электрички до Парижа то ходят, то нет, – увещевал ее Леруа.
Анжела немного поморщила лобик, соображая, стоит ей и дальше скандалить или лучше выложить этим «фликам» все, что она знала. Наконец она сдалась. И Мюран опять включил свой диктофон:
– Ладно. Он был у меня. В пятницу.
– Он часто бывает у тебя? – спросил Мюран.
– Бывает. Я на улице не стою. У меня своя клиентура. Когда кому нужно, мне звонят. А этот паренек хорошо платит и берет меня на ночь.
– Ты знаешь, как его зовут?
– Юра.
– А фамилию знаешь?
– Он говорил, я забыла. А зачем мне?
– Он брал тебя на всю ночь?
– Нет. Он приходил с другом часов в семь вечера. Мы выпили русской водки. Они меня трахнули вдвоем и ушли. Юра пообещал вернуться, но пришел уже поздно ночью.
– Один?
– Один.
– Сколько ты берешь с него за день?
– Три куска. Я ему даю скидку. С его друга я взяла все по таксе. За науку.
– Помнишь, как его зовут?
– Нет, я русские имена не запоминаю. Впрочем… Есть такой русский ресторан. Имя похоже.
– «Распутин»?
– Да нет.
– «Царевич», «Князь Игорь»?
– Да, да, Игорь.
– Сколько ему лет на вид?
– Щенок. Как и Юрий.
– В пятницу они тебе заплатили сразу или Юрий платил потом?
– Я в кредит не даю. У них было много денег.
– Как много?
– Не знаю, я не считала. У Юры была пачка «паскалей»[27].
– Когда он вернулся в пятницу?
– Где-то в начале двенадцатого. Я смотрела фильм по ТФ-1. Кончился первый фильм «Воскресного кино» и пошла реклама. В этот момент он позвонил снизу. Я посмотрела на часы. Было одиннадцать.
– Ты не заметила в нем ничего необычного? Вел он себя как всегда, или что-то было не так?
– Да нет. Он привез водку, и мы выпили. Но после этого его рвало. Раньше этого не было. Перебрал, наверное.
– Когда он уехал от тебя вчера?
– Не знаю. Я проснулась в десять, подруга меня разбудила, позвонила по телефону. А его уже не было.
– Точно в десять?
– Точно. Я еще посмотрела на часы и сказала ей: «Ты что, с ума сошла меня будить в десять?» Она же знает, что я по ночам работаю. И после этой водки я вообще дурею. Ну, я опять заснула. Проснулась в двенадцать. Он больше не звонил и не приходил.
– Он у тебя ничего не оставлял?
– Что?
– Не знаю что, я спрашиваю. Или, может быть, нам поискать? Как ты посоветуешь?
– Ты думаешь, если я б…, я не знаю законов? Ищи, если у тебя есть ордер на обыск. А если его у тебя нет, то вали отсюда, проваливай. Оба валите отсюда, чтоб духу вашего собачьего не было! – Она опять завелась.
– Лучше уйти, – сказал Леруа. – Больше от нее ничего не добьешься. Они такие. Чуть что – истерика.
Они вышли на улицу. У арки Мюран распрощался с инспектором, пересел в свою машину и поехал по Большим бульварам, вновь, как и всегда, поражаясь тому, что огни их не гаснут круглые сутки.
Когда он выехал на набережную Сены и подъехал к Трокадеро, буквально на его глазах погасла подсветка Эйфелевой башни. Он посмотрел на часы – стрелки показывали ровно час ночи.
8. Что в тихом Лаваре водится
Плаке уже заканчивал допрос Юрия в присутствии Корбе, когда ему сообщили, что в квартиру Мохового-младшего в Лаваре рвался какой-то усач со шрамом через всю щеку и насмерть перепугал консьержку. Когда Плаке задал вопрос Юрию, знает он этого типа или нет, тот побледнел и отрицательно завертел головой. Плаке доложил о визите человека со шрамом Броссу, и комиссар сказал, что это, скорее всего, Корсиканец, и пообещал подойти. Увидев Бросса, мэтр Корбе сразу же принялся жаловаться ему, что инспектор оказывает на его клиента недопустимое давление и инкриминирует ему связи с каким-то типом, которого господин Юрий Моховой и в глаза не видел. Бросс посмотрел протокол, который вел Плаке, и сказал:
– Так-таки никогда не видел, мэтр Корбе?
– Мой клиент заявил об этом со всей определенностью, господин комиссар, – уверенно ответил Корбе.
– Что ж, в таком случае примите мои извинения, – проникновенно произнес Бросс, взглядом остановив Плаке, который пытался сказать что-то в свое оправдание. Юрия увели, и Корбе пошел вслед за ним.
Оставшись с Плаке, сказал:
– Если «Усач» – это действительно Корсиканец, то ясно, что они с Юрием Моховым знакомы. Я думаю, что в его квартире в Лаваре что-то есть такое, что могло интересовать этого громилу. Надо поэтому туда поехать и поговорить с консьержкой. Думаю, после этого у вас будет больше аргументов для разговора с нашим подследственным. Так что собирайтесь, Плаке, поедем с вами к этой перепуганной консьержке и заодно осмотрим квартиру нашего мальчика: ордер на обыск я уже получил.
Дорога в Лавар шла через давно осушенные болота, где местные фермеры выращивали теперь богатые урожаи овощей. Лучше всего здесь росли салаты и цветная капуста, редька и сельдерей. Вдоль шоссе стояли старые платаны и куда реже – одинокие виллы, куда хозяева, как правило, приезжали только на уик-энд и на каникулы, чтобы дети могли подышать деревенским воздухом. В Лавар после окончания войны переселились многие парижане со средствами. Там они и жили, а в Париж, над которым то и дело висит удушающий смог, ездили только работать и развлекаться. Поэтому Моховой выбрал для своего отпрыска лицей Лавара не случайно. Лицей был платным, и бедноту из ашелемов туда близко не подпускали. К тому же и дисциплина в Лаваре была строгой, и охрана глядела в оба, чтобы в лицей не проникали торговцы наркотиками и прочая уголовная шушера. По обе стороны центральной улицы, которая, как и во всех старинных городках Франции, называлась Гран рю[28], в конце семидесятых годов на месте старых неказистых домишек построили «кондоминиумы» – современные многоквартирные резиденции, связанные между собой застекленными галереями, подземными переходами и гаражами. Входные коды, стальные двери и круглосуточная охрана с собаками были для жителей этих урбанистических цитаделей серьезной гарантией безопасности от внешнего мира сельской и городской бедноты, от воров и налетчиков. В таких домах можно было, не выходя на улицу, купить все необходимое, сходить к врачу, в аптеку, в парикмахерскую, в ресторан, в сауну, в бассейн, в химчистку, в кино. Можно было провести там всю жизнь, приобретая все необходимое – от зубной пасты до самых изысканных развлечений, – ни разу не выходя на улицу. Это был город в городе, убежище для богатых, их гетто, куда они ушли добровольно в поисках безопасности, пусть даже и иллюзорной…
