Первый поцелуй, уже будучи мужем и женой, первый танец и первый семейный документ в виде свидетельства о браке.
После окончания церемонии Паша благодарит Валентину Николаевну, которая дарит мне цветы, а моего мужа целует в щеку, и просит, чтобы написала нам справку о том, когда было подано заявление а Загс. На всякий случай, так сказать, чтобы уж точно никто не смог придраться к его благородному поступку.
Женщина убегает, а чета Сазоновых наоборот, принимается нас поздравлять.
— Береги его, — шепчет мне Юрка на ушко. — Именно такой мужик тебе и нужен, Громова. Еще раз поздравляю.
— Спасибо, друг, — целую его в щеку. — Я рада, что именно ты стоял со мной рядом в этот день.
Паша приглашает Сазоновых вечером в ресторан, но они отказываются.
— Не будем дразнить гусей раньше срока, — Юра пожимает Балабанову руку на прощание. — Еще успеем выпить за вашу свадьбу.
Они уезжают первыми, а мы в холле ждем, когда Валентина Николаевна вынесет справку.
— Поздравляю, — произносит Паша.
— Кстати, — говорю негромко, хоть и рядом никого не наблюдается. — А как так получилось, что я сменила фамилию? Не помню, чтобы что-то по этому поводу говорила, — вспоминаю, как начальник Загса громким голосом произнесла, что после бракосочетания мы будем носить одинаковую фамилию.
— Ну-у, — тянет мой любимый супруг и усмехается. — Мы же семья. По-моему, всё логично.
— Балабанов, — грожу ему пальцем. — Это последний раз, когда ты принял решение вместо меня, даже не посоветовавшись. Впредь будешь наказан.
— Сильно наказан? — поднимает обе брови, но сразу же наклоняется и шепчет на ушко: — Жду с нетерпением, Балабанова.
Глава 22
— Громова, ты мне нужна, — Сазонов, как обычно, заходит в мой кабинет без стука. — Ой, извиняюсь, Балабанова, — и смеется, пристраивая свою пятую точку на один из стульев.
— Очень смешно, — кривляюсь в ответ. — Юра, хоть ты не доставай. Чего тебе?
— Ты ж будешь обвинителем в суде по делу Мартынова?
— Давай после нового года все дела обсудим, — машу рукой в ответ. — Сегодня тридцать первое декабря, все ждут совещания и поздравления шефа, после чего в прокуратуре останется только дежурный.
— Уговорила, — быстро соглашается Сазонов и вскакивает со стула. — Вы сегодня дома? — останавливается и смотрит на меня, поднимая обе брови вверх. — А то можно с нами в ресторан.
— Спасибо за приглашение, но не хочу никуда ехать, — тяжело вздыхаю. — Макс будет отмечать с одноклассниками — еле Пашку уговорили отпустить с ночевкой, — смеюсь, вспоминая, как вчера Балабанов фыркал, когда мелкий пытался отпроситься. — Мой муженек рано утром даже ёлку притащил, сейчас вместе с братом украшает, пока я на работе. Устала очень, хочу отоспаться и побыть в тишине, подальше от народа.
— Как у вас? — не унимается Сазонов.
— Нормально, — отвечаю честно. — Дальше видно будет.
После совещания, которое все так ждали, захожу в кабинет и усаживаюсь на кресло. Я замужем уже четыре дня, даже как-то не верится во всё происходящее. До сих пор не могу привыкнуть к обручальному кольцу на пальце — это точно какой-то сон.
Немного расслабилась после росписи, но еще предстояло посетить Русланчика, который по телефону напомнил о себе. Только со мной могло такое случиться — в свадебном платье, с красивой прической и макияжем, белых туфлях и песцовом манто следовала по коридору областной прокуратуры в сопровождении Балабанова и адвоката, который приехал заранее и ждал нашего появления.
Улыбку вызывали недоуменные взгляды тех, кто встречался на нашем пути. Представляю, сколько сплетен пойдет после этого. Рахматуллин сначала обалдел от увиденного, а после вступительной речи адвоката, а также предъявлении всех документов, совсем поник. Принес свои извинения сквозь зубы, заявил, что в возбуждении уголовного дела отказано и отпустил на все четыре стороны. Я даже рта не успела открыть, как оказалась на улице — слава Богу, пронесло.
А вечером был любимый ресторан — Светлана Петровна, узнав о нашей свадьбе, настояла на посещении дома Вишневского. Вытирала слезы при виде наших счастливых лиц и желала долгих лет брака. Особенно, чтобы с детьми не затягивали. Сговорились они все, что ли?
Ужин при свечах, медленные танцы и первая брачная ночь возле камина — я полностью расслабилась, забыв обо всех своих проблемах.
И вот сейчас сижу и пытаюсь решить главный вопрос — что дарить своему супругу на новый год? Какой подарок можно преподнести человеку, у которого есть всё?
Из раздумий выводит звонок по вайберу, а на экране светится веселая физиономия моей лучшей подружки, которая сейчас загорает на солнышке где-то на берегу Майями.
— Вот ты-то мне и нужна, — произношу первой, принимая вызов. — Привет, иммигрантка. Соскучилась по зиме?
— Больше по тебе, привет, — смеется в трубку Катюха. — Рассказывай, как семейная жизнь.
— Пока не жалуюсь. Все в порядке, — отвечаю спокойно, откидываясь на спинку кресла. — А у тебя?
— А у меня, — тяжело вздыхает подружка в трубке. — Фигня, одним словом. Звоню тебе, потому что захотелось услышать родной голос.
— Я так понимаю, что некому по шее настучать? — усмехаюсь в ответ. — Давай колись, что уже натворила.
— Да не то, чтобы сильно натворила, — Катя снова мнется, делая паузу. — В общем, с Вишневским поругалась. Он даже сегодня в другой комнате ночевал, и уже полдня со мной не разговаривает.
Зная, как Артем без ума от своей любимой супруги, то действительно странно выглядит его поведение. Я даже завидую их любви в глубине души. Сама хотела бы, чтобы Паша носил меня на руках в прямом и переносном значении этого слова. И не отпускал ни шаг от себя, постоянно признаваясь в своих чувствах.
— И что ты учудила, звезда моя? — мой голос становится серьезным, потому что голос Кати немного взволнован, а значит, дело серьезное, и сопли разводить не стоит.
Я их в принципе, эти самые сопли, не жалую, хоть и расклеилась немного перед свадьбой, но ведь подруга позвонила именно мне, ожидая поддержки в виде строгой лекции, а никак не оханий и стенаний.
— Вишневский хочет ребенка, — печально произносит девушка. — Он еще до свадьбы об этом говорил, а теперь прямо настаивает.
— А ты?
— А я боюсь, — снова тяжело вздыхает прямо мне в ухо.
— То есть не хочешь? — в моем голосе проскальзывают нотки удивления.
— Хочу, — делает паузу. — Но боюсь, — и снова запинается, а я даю ей возможность собраться с мыслями и выговориться. — Боюсь стать такой, как она.
И я с полуслова понимаю, что речь идет о ее матери. Которая бросила дочь еще в детском возрасте, фактически забыв о ее существовании.
