— Назад, проклятый ты паразит! — завопил Джорди. — Дьявол тебя возьми, немедленно заткни свой дурацкий клюв!
Ариель разразилась звонким смехом, Джорди взглянул в ее сторону с видом, от которого могло, кажется, скиснуть парное молоко, но Ариель только хохотала все громче.
— Это вовсе не смешно, — сообщил Джорди, скрестив руки на груди.
— Знаю, — кивнула Ариель, пытаясь отдышаться. — По крайней мере ты здесь в безопасности, Джорди. А вот его милость обшаривает вместе с поисковой партией каждый куст, пытаясь обнаружить Ганнибала и его дам.
— Ганнибала?
— Ну что ж, много лет назад великий полководец обратил в бегство врагов слонами. В наше время все так измельчало, и теперь речь может идти всего лишь о птицах. А что? Тебе не нравится имя?
— Кажется мне, мисс Ариель, что вы в жизни не решитесь приказать свернуть шею какому-нибудь проклятому гусаку, чтобы подать его на ужин. Раз уж вы имена им даете…
— То же самое утверждает граф. Боюсь, вы оба правы. А теперь моя очередь участвовать в розысках. Оседлай мне Миндл, Джорди. Клянусь, она так разжирела за последнее время, что вместо галопа потрусит по аллее, как древняя кляча.
— Вполне возможно. С тех пор как его милость слегли, она ничего не делает, кроме как объедает всех остальных.
Ариель улыбнулась в спину Джорди. Сегодня она великолепно себя чувствовала. День выдался теплым, и утренний дождик лишь сбрызнул траву, отчего она запахла еще сильнее и слаще. Ариель надеялась только, что Берк не слишком переутомится. Он, громко смеясь, отправился вместе со слугами на поиски проклятого, подлого Ганнибала. Но все-таки, хотя прошло всего две недели с тех пор, как Доркас ударила его ножом, он, казалось, совсем поправился, а его подвиги в постели превосходили все мыслимое и немыслимое.
Ариель озорно улыбнулась Джорди и позволила ему подсадить себя в седло.
— Я не задержусь. Скажи его милости, если вернется раньше меня, что я присоединилась к охоте. Правда, никаких свернутых шей. Думаю, что на рождественский ужин у нас, скорее всего, будет жареная лососина.
— Наверное, мне стоит поехать с вами, мисс Ариель. Вы ведь знаете, что велел его лордство. Ариель мгновение поколебалась, но твердо сказала:
— Знаю, но не могу же я оставаться узницей всю жизнь. Кроме того, зачем я теперь нужна Эвану или Этьену? Оставайся, Джорди, со мной все будет в порядке.
Она пустила Миндл в галоп и направилась к дальнему пастбищу. Джорди улыбнулся вслед хозяйке, но, услышав, что гогот возобновился с новой силой, повернулся, громко проклиная все на свете.
Ариель с наслаждением ощущала, как ветер бьет в лицо, треплет волосы, рвет с головы шляпу, Она попыталась заложить за уши непокорные пряди. Миссис Пепперолл категорично объявила ей. что сама будет исполнять обязанности ее личной горничной, пока они вместе не решат, какая из девушек достойна столь почетной должности. Но экономка не так искусно, как Доркас, умела укладывать волосы. Еще одна шпилька свалилась на землю.
Бедная Доркас. Как ни пытался ободрить жену Берк, Ариель была убеждена, что старуха мертва, иначе куда она успела скрыться? Безумная несчастная женщина не могла попросту исчезнуть с лица земли. Люди обычно запоминают тех, кто не в себе, и слухи распространяются быстро. До Эбби давно бы уже дошли известия о Доркас, появись она в окрестностях.
Ариель натянула поводья и позвала Ганнибала. Правда, вряд ли гусь или гусыня могут откликнуться, если даже дать каждому кличку.
Но все было тихо. Ни гогота, ни длинной тощей белой шеи в кустах.
Ариель снова пришпорила Миндл и направилась на восток, сама не зная, куда едет, не обращая особого внимания на окрестности, пока не увидела вдали высокую дымовую трубу Рендел-холла. Пальцы невольно вцепились в кожаные поводья. Она не была здесь с тех пор, как поселилась в Рейвнсуорт Эбби.
Сон или реальность?
Она вспомнила о том, что сказала накануне Берку. Если сейчас она войдет в дом, не станет ли это доказательством, что все вокруг превратилось во вполне осязаемую реальность? Что она и ее жизнь с Берком — неподдельны и реальны?
Ариель решительно распрямила плечи и галопом поскакала к бывшему дому. Он выглядел совсем заброшенным, словно стоял пустым много лет, а не всего два месяца. Газоны давно никто не выкашивал, ставни на окнах придавали зданию вид дома с привидениями, способного вселить страх в сердце каждого ребенка.
— Я не буду бояться, — повторяла она себе. — Не буду. Я не ребенок. Теперь все по-другому. Я Другая.
Но реальность это или сон? Ты становишься другой только в Рейвнсуорте.
И, как ни странно, Ариель почувствовала, что ладони в перчатках из тонкой йоркской кожи повлажнели. Но она, упрямо сжав зубы, подъехала прямо к крыльцу.
В доме, очевидно, никто не жил. Из трубы не струился дымок. Ни малейшего движения за окнами. Ни огонька. Ничего.
«Если никто НЕ купит Рендел-холл в ближайшее время, он превратится к развалину», — подумала Ари ель, спешиваясь. Привязав кобылку к вязу, Ариель погладила ее по носу.
— Я недолго. Попробую разрушить сны и сразу вернусь, — пообещала она, смеясь над собственной глупостью. Да, она действительно идиотка, но это неважно. Ариель хотелось вновь увидеть этот жалкий несчастный дом, обитель страданий, и воскресить все неприятные воспоминания. Берк наверняка одобрил бы, Ариель знала это. Он сказал бы, что жена хочет очистить ум и душу, избавиться от груза, тяготившего ее так долго.
Передние двери были крепко заперты. Но такие пустяки не могли остановить Ариель. Пошарив за подоконником окна библиотеки, она вытащила ключ, ржавый и пыльный, и вытерла его о юбку. После нескольких неудачных попыток ключ наконец повернулся в скважине, и Ариель вошла в холл. Первое, что она ощутила — холод. Холод и сырость. Ариель вздрогнула, отпрянула, но вынудила себя остановиться. Она здесь, она останется, пока не докажет себе, что…
Что именно? Ариель совсем не была уверена в том, что и как желает доказать, знала только, что, если вспомнит все происходившее в доме, окажется лицом к лицу с призраками давних страхов, сможет навсегда изгнать из сердца воспоминания о прошлых муках, залечить былые раны.
Ариель нервно обхватила себя руками, потерла внезапно покрывшуюся гусиными пупырышками кожу. Раньше здесь не было так чертовски холодно и сыро.
Она шагнула к гостиной. Раздвижные двери были закрыты, и она отвела в сторону створку. Вся мебель укутана в призрачно-белые чехлы голландского полотна. Ариель взглянула на камин и увидела Пейсли, стоявшего рядом, гнусно ухмылявшегося той самой издевательски-высокомерной улыбочкой, которая исчезала только тогда, когда жена отказывалась удовлетворить его каприз. Любой каприз.
Ариель вздрогнула, только сейчас поняв, что стоит неподвижно как статуя, статуя страха, пленница страха. Она покачала головой. Ей здесь ничто не угрожает. Совсем ничего. Пейсли мертв, давно мертв, и его зло похоронено вместе с ним.
