Гаитэ пожала плечами:
— Браки существуют не для счастья. Вам, как человеку женатому, Ваша Светлость, об этом должно быть прекрасно известно. К тому же не все в этом мире рождены стать счастливыми. Видимо, я счастья заслуживаю не больше других.
— А я не принесу вам счастья?
Гаитэ остановилось, резко повернувшись к собеседнику.
Сезар выглядел бледным и сосредоточенным. И в выражении его лица читался скрытый вызов.
— Нет, Ваша Светлость. Особенно — вы.
Он опустил ресницы, наклоняя голову. Пришла его очередь прятаться от её взгляда.
— А как же чувства? — в тихом голосе звучала злость. На себя, на ситуацию и на неё — тоже.
Снова предательское сердце застучало сильнее. Вот какого чёрта оно так волнуется, а? Почему пресекается дыхание? Это из-за туго затянутого корсета она задыхается, и мир вокруг качается, как волна? Так бывает, когда на качелях сначала взмываешь вверх, а потом летишь вниз — резко, словно с обрыва.
И нечем дышать.
— Чувства?.. — едва слышно переспросила Гаитэ.
Сезар, расставив ноги и заложив большие пальцы за широкий пояс, опоясывающий тонкую, по сравнению с плечами, талию, вновь смотрел на неё и Гаитэ физически ощущала тяжесть его взгляда.
— Ты станешь делать вид, что не понимаешь о чём я говорю? — с тихой яростью протянул он.
А потом двинулся на неё, решительно и твёрдо:
— Гаитэ, я уже давно выбрал себе дорогу в жизни, но сейчас мне всё это кажется пустым.
Он остановился рядом, видимо, не желая пугать её. Лицо Сезара просветлело, озаряясь такой неожиданной, редкой, и от того ещё более привлекательной улыбкой. И это была именно улыбка — не усмешка, не ухмылка, без сарказма, привычной иронии или язвительности. Улыбка это преобразила его лицо, словно освещая каждую чёрточку изнутри:
— Я люблю тебя, — сказал он простых три слова, которые из-за частоты употребления почти потеряли свой сакральный смысл, но в устах Сезара они отчего-то прозвучали, как клятва.
Гаитэ сомневалась, что в обычае Фальконэ было разбрасываться такими словами.
И этот отблеск света на его лице…
Нет, она не сомневалась в том, что Сезар говорит правду. Тем более горько становилось от сознания, что этот мимолётным отблеск сейчас вот-вот погаснет. Кто знает, повторится ли когда-нибудь впредь?
Видимо, выражение её лица сказало ему больше любых слов. Ощущение было такое, словно на солнце наползла туча и всё вокруг погасло, утратило краски, вылиняло, сделавшись серым, бесцветным и пресным.
— Ты молчишь? — с тоской спросил он.
— Каких слов вы ждёте от меня, Ваша Светлость?
— К чёрту титулы!.. Я открываю тебе душу, а ты прячешься за вежливыми словами?! — взорвался он. — Ответь мне прямо: ты любишь меня или нет?
В том-то всё и дело — не может она сказать прямо! Вернее, то, что хочет, не может, а то, что должна сказать… то что должна сказать — будет ложью. Лгать Гаитэ не любила, потому и делала это плохо. Но раз разговор на эту тему между ними неизбежен, так тому и быть — они поговорят.
— Некоторые дороги бывают прямые, как стрелы, а иные — петляют, как зайцы.
— О чём ты? — с досадой тряхнул головой Сезар. — Я тебя не понимаю. К чему сейчас эти метафоры?
— К чему? — с горечью поглядела ему в глаза Гаитэ. — Требуя от меня прямоты и правды, готовы ты сам говорить столь же откровенно и открыто?
— Испытай меня и увидишь!
— Хорошо. Изволь. Мне известно, что вот-вот, несмотря на наш проигрыш, а может быть, именно благодаря ему, потому что твой отец желает, чтобы ты как можно скорее загладил свои промахи, ты возглавишь императорскую армию, как всегда и мечтал. Тебе придётся отправиться на военные квартиры, а потом — в Валькару, восстанавливать подорванный опрометчивыми, с обеих сторон, действиями, союз.
— Почему, когда я говорю с тобой о любви, ты предпочитаешь говорить о политике?
— Почему?! — возмутилась Гаитэ. — Потому что, если ты потребуешь развода с твоей женой, союзу с её братом, королём Руалом, это никак не поспособствует. Выходит, требовать развода ты не сможешь. И не понимать этого сейчас — тоже. Говоря мне о любви, что ты пытаешься мне предложить, Сезар? Жаркую страстную ночь на сеновале? Или, того меньше, поспешный, ускользающий час в одной из заброшенных комнат этого дворца? Интрижку?! — она видела, как бледнеет и искажается от гнева его лицо и покачала головой. — Предположим, я отвечу тебе сейчас — да? Да, я люблю тебя, Сезар Фальконэ! Что дальше? Я изменю твоему брату, человеку с подлой душой в смазливой оболочке, как ты его щедро характеризуешь, а дальше — что? Уйду от него с твоим бастардом бродить по улицам Жютена, побираясь, как нищенка или бродяжка, дожидаясь твоих подачек? Всеми презираемая и забытая? Или, выйдя замуж за него, стану ежечасно лгать Торну, живя с вами обоими попеременно, не в силах даже для себя точно решить, кто их вас двоих станет отцом моих детей? Такое будущее ты видишь для женщины, которую, по твоим словам, любишь? И ещё вопрос: если ты думаешь, что я способна согласиться на такое — то, кто я, по-твоему? Дура? Или отъявленная, беспросветная, бесчестная лгунья без проблеска совести? А если я такая, то как меня можно любить?
— Ты всё извращаешь!
— Неужели? Тогда скажи — ты намерен бросить всё ради меня? Свою страну? Свои честолюбивые мечты? Свою семью? Сейчас, когда всё висит на волосе и так многое зависит от твоих умений и твоей преданности?
— А ты этого от меня хочешь?
— Конечно, нет! Я хочу, чтобы ты понял: то, чего ты у меня просишь, того, что от меня хочешь — невозможно, Сезар! А если ты будешь упорствовать в своих стремлениях, ты погубишь меня. Рядом с тобой у меня нет и не может быть честного, достойного будущего. Ты — женатый человек. Ты — брат человека, с которым я помолвлена. Пойдём на поводу у чувств, станем игрушками собственных страстей, потеряем право уважать самих себя и причиним боль тем, кому любим. Ты — мужчина. Ты богат, знатен, красив. Тебя общество простит, рано или поздно, но что будет со мной? Если я открыто пренебрегу общественным мнением, оставлю твоего брата и пойду за чужим мужем? Оступившихся женщин общество не прощает. Их удел жалок и бесславен. Чем выше их положение, тем заметнее пятна на их репутации. А жить в постоянной лжи — это не для меня. Я не стану женой одного и любовницей для другого! Никогда! От одной мысли о подобном меня тошнит. Если в твоих словах есть хотя бы искра живого чувства, хоть капля искренности, а в твоём сердце — хоть грамм доброты и чести, не преследуй меня, Сезар.
Он стоял перед ней, сжав кулаки, опустив глаза в пол, кусая губы.
— Я не мог заснуть прошлой ночью. Не мог перестать думать о тебе. Всё никак не мог определиться с тем, кто же ты для меня? Почему то, что началось как игра, вдруг стало таким серьёзным, таким важным? Важнее всего! Даже моей непреходящей жажды власти. Моя жена… я до свадьбы никогда её не видел. Мне было всё равно, на какой из принцесс жениться. Взял ту, которую посол посоветовал. Посмотри на меня?
