Мы видим, как в трудах Мишо и других авторов намечается тенденция рассматривать крестовые походы как своего рода «протоколонии» именно в тот период, когда Франция и другие страны начинают активно развивать колониальную политику. В связи с этим история крестоносного движения становится чрезвычайно актуальным сюжетом. Устанавливая колониальное господство в Старом и Новом Свете, западные державы отныне будут ссылаться на историческое прошлое и необходимость способствовать развитию цивилизации. Со временем крестовые походы становятся неким прообразом экономической и политической гегемонии Европы, и сама идея того, что крестоносное движение сыграло свою роль в прогрессе западного общества, воспринимается как аксиома. Так к романтической ностальгии по крестоносной эпопее примешивалась колониальная идеология, которая надолго утвердилась в Европе.
Как бы то ни было, в связи с новыми интересами Запада энтузиазм европейского общества в отношении этой эпохи возрастал, и реабилитация крестоносного движения продолжилась. Уже к середине XIX в. в сознании большинства французов крестовые походы отождествляются со славным периодом в истории Франции. В период Июльской монархии французский король Луи-Филипп задумал проект, который стал важной вехой в процессе осмысления исторических событий. Французский монарх создал в Версале «музей истории» с «залой крестовых походов» (salle des croisades), открытой в 1840 г. Пять салонов Версальского дворца были украшены фресками, посвященными важнейшим военным сражениям, портретами самих крестоносцев, изображениями их гербов. Аристократы начинают искать крестоносцев среди своих предков, а парвеню Июльской монархии — придумывать несуществующие родословные. В этих поисках им помогают «академические мошенники» — профессиональные историки, специалисты по генеалогии, связанные со двором и знатью. Самым известным среди них был Эжен-Анри Куртуа, который изготовил сотни фальшивых хартий крестоносцев для представителей французской элиты. Так или иначе энтузиазм высшей знати в отношении своих крестоносных предков только подогрел интерес общества к истории средневековых военно-религиозных экспедиций.
В искусстве же XIX в. история крестовых походов стала неиссякаемым источником образов и тем, с помощью которых художники, писатели и музыканты выражали самые разные идеи. В операх Дж. Россини «Армида» (1817) и «Граф Ори» (1826), полотнах представителя дюссельдорфской школы Карла Фридриха Лессинга («Возвращение крестоносца» (1835) — самое знаменитое из них) отразились скорее романтические представления о крестовых походах, имевшие мало общего с исторической действительностью. С другой стороны, картины итальянского художника Франческо Айеца («Крестоносцы у стен Иерусалима», 1838–1850) и живописца батальных сцен Эмиля Синьоля («Взятие Иерусалима», 1847) представляли собой попытку иллюстрировать исторические события. Современники нередко прочитывали в посвященных этому сюжету произведениях близкие им смыслы. История крестовых походов также становилась для писателей поводом для размышлений о судьбе Европы — как, например, в романе «Танкред, или Новый крестоносец» (1847) Бенджамена Дизраэли. А опера Джузеппе Верди «Ломбардцы в Первом крестовом походе», поставленная впервые в 1843 г. в Милане, возбудила патриотические чувства итальянцев, которые в Святой Земле увидели Италию, в крестоносцах — самих себя, а в сарацинах — ненавистных им австрийцев. Со временем тема крестового похода завоевывает все новые области искусства, не избежала ее и драматургия: историческая пьеса Бьернсона, к которой Эдвард Григ написал оркестровую сюиту «Сигурд-крестоносец» — была посвящена крестоносной экспедиции 1107 г. История крестовых походов вряд ли была просто интеллектуальной модой — интерес к этим сюжетам не был случайным. В 1841 г., в тот самый момент, когда осуществлялся версальский проект увековечения этих событий в исторической памяти Франции, Эжен Делакруа создал свою знаменитую картину «Вступление крестоносцев в Константинополь», в которой он в благожелательном свете изобразил рыцарей под предводительством Бодуэна I Фландрского, выслушивающих мольбы жителей города о пощаде. А в 1877 г. было предпринято новое роскошное издание «Истории крестовых походов» Мишо, для него знаменитый иллюстратор Гюстав Дорэ создал серию из ста изумительных по точности исполнения гравюр, сделавших это сочинение историка еще более популярным.
Но к середине XIX в. чисто описательный метод Мишо, на котором был основан его величественный труд, оказавший огромное влияние на умы, изживает себя, а оценки крестоносного движения постепенно освобождаются от жесткого влияния политики и идеологии. Существенный перелом, ознаменовавший разрыв с этой традицией, произошел после того, как в 1841 г. немецкий историк Генрих фон Зибель опубликовал свой труд «История Первого крестового похода», положивший начало научному исследованию истории и прежде всего критике источниковедения крестовых походов. Зибель показал, что самые популярные хроники, на которые целиком полагались его предшественники, не могут рассматриваться как оригинальные источники, так как были написаны на основе более ранних сочинений. По мнению ученого, ключ к пониманию источников лежал в изучении самого процесса формирования историографической традиции крестовых походов — от первоисточников, запечатлевших факты, пересказанные очевидцами событий, к более поздним сочинениям, написанным на основе самых ранних текстов, и далее — к позднейшим легендам. Зибель не только впервые поставил исследование исторического феномена на научную основу — его книга была в то же время своего рода протестом ученого-аналитика против восторженного отношения к крестовым походам «романтической школы».
Между тем во Франции историки обратились к изучению источников по истории крестоносного движения, переработав издание Ж.-Ф. Мишо «Библиотека крестовых походов» и начав подготовку грандиозной серии под названием «Собрание историков крестовых походов» (Recueil des historiens des croisades, 1841–1906), включавшей все арабские, армянские и западные источники по крестоносной тематике. В разных странах ученые — австриец Р. Рерихт, немец Г. Хагенмейер, французы Г. Шломберже и П. Риан — в своих трудах задали совершенно новые стандарты изучения истории крестовых походов, создавая новые интерпретации, в основу которых был положен беспристрастный анализ источников. Тогда же французским историком Полем Рианом в 1875 г. было основано Общество латинского Востока, которое ставило задачей способствовать исследованиям по истории крестовых походов, и вскоре оно стало издавать «Журнал латинского Востока» (Revue de I’Orient latiri). В свою очередь в Германии в 1877 г. возникло «Немецкое общество по изучению Палестины» (Deutscher Verein zur Erforschung Palastinas), которое ставило сходные научные цели. Но, несмотря на качественно новый уровень осмысления исторического материала, даже основанные на «критическом методе» сочинения о крестоносном движении часто были несвободны от прежних предрассудков и стереотипов.
Начиная с середины XIX в. крестовые походы играют важнейшую роль в происходящем в Европе процессе конструирования национальных идентичностей и становлении национальных мифов. Неслучайно именно тогда в разных европейских столицах появляются памятники, связанные с почитанием национальных крестоносных традиций: В 1848 г. в Брюсселе был открыт памятник Готфриду Бульонскому — крестоносцу, который рассматривался как национальный герой и государственный деятель обретшей независимость Бельгии — этот памятник до сих пор украшает Королевскую площадь столицы. В 1860 г. у здания парламента в Лондоне была поставлена конная статуя Ричарда Львиное Сердце, крестоносца, также почитавшегося в качестве героя в Англии — стране, которой он на самом деле уделял ничтожно малое внимание. Во Франции не только для монархистов и бонапартистов, как мы видели, но даже для республиканцев память о крестоносном движении была важным способом самоидентификации нации.
