У С. Ю. Сапрыкина картина получается еще более четкая и детальная.[391]
1) первоначальная демократия;
2) около 520 г., синхронно с основанием Каллатиды, — установление умеренной олигархии;
3) во второй половине V или даже еще на рубеже VI-V вв. — утверждение крайней олигархии;
4) в 30-е годы V в. — переход к умеренной олигархии;
5) 425-424 гг. — краткая демократическая интерлюдия;
6) с 424 г. и до выступления Клеарха - вновь умеренная олигархия.
Оба построения опираются на остроумную комбинацию фактов и
обладают собственной внутренней логикой. Но, хотя нам лично более приемлемой представляется схема Бёрстейна, — не столько, впрочем, в силу большей внутренней вероятности, сколько ввиду ее более общего, менее разработанного характера, — тем не менее справедливость требует признать, что и эта схема, и, конечно же, еще более детализированная картина Сапрыкина являются сугубыми гипотезами, поскольку построены они не на прямых указаниях традиции, а на более или менее убедительном истолковании различных косвенных данных.
Внутренняя жизнь Гераклеи Понтийской остается, таким образом, в большой степени неясной. Однако неясность в данном случае, возможно, проистекает не от одного недостатка сведений; сама фактическая история внутренней борьбы в Гераклее — так, как она представлена совокупностью отдельных случаев — оставляет впечатление неопределенности и незавершенности. Действительно, социальные распри в Гераклее сильно затянулись. На протяжении двух столетий они шли непрерывно, однако ни одна из борющихся группировок так и не добилась решающего успеха. В отличие от ряда других греческих городов (Афины, Коринф, Сиракузы), здесь так и не наступил период стабилизации, и в 60-х годах IV в. ситуация оставалась столь же неясной и напряженной, как и в середине VI столетия.
Объяснение этому следует искать прежде всего в характере самого общества, отчасти — в особенностях внешнего положения Гераклеи. Условия жизни здесь способствовали формированию двух одинаково сильных антиподов. С одной стороны — военно-землевладельческая знать, сильная своим почти монопольным положением в земледельческой сфере, своей спаянностью ввиду необходимости совместными силами противостоять мариандинам, наконец, своими дорийскими традициями. С другой стороны — многочисленное сословие горожан, торговцев, ремесленников, вольнонаемных рабочих и матросов, чье значение непрерывно возрастало по мере развития Гераклеи как торгово-промышленного центра. Фактом, однако, остается то, что в экономике Гераклеи торговля и промышленность так и не смогли занять господствующего положения. Сельское хозяйство всегда оставалось здесь важной отраслью; более того, оно-то и было естественным основанием для развития городских промыслов.
Если, таким образом, в социальном и экономическом отношении положение гераклейской знати было достаточно прочным, то, с другой стороны, у нее было важное преимущество перед городской демократией и во внешней сфере. Она всегда могла рассчитывать на авторитетную поддержку сочувствовавших ей персидских царей или сатрапов, между тем как вероятность помощи извне для гераклейской демократии была практически ничтожна.
Сказанное, по-видимому, достаточно объясняет, почему социальные смуты в Гераклее так сильно затянулись и почему еще и в IV в. ни одна из сторон не добилась решающего успеха. Вместе с тем надо учесть, что с течением времени характер этих смут мог измениться. Древняя сословная борьба могла модифицироваться или осложниться новыми моментами соответственно изменениям в структуре самого общества. Уже в рассказе Энея Тактика о находчивости вождей демократии в Гераклее мы сталкиваемся с характерным для позднеклассического времени противопоставлением: богачи (οι πλούσιοι) и народ (о δήμος), а у Юстина обострение социальной борьбы накануне выступления Клеарха прямо ставится в зависимость от радикальных, именно в духе IV в. требований демоса произвести сложение долгов и передел земли: cum plebs et tabulas novas et divisionem agrorum divitum impotenter flagitarent, etc. (Justin., XVI, 4, 2).
Очевидно, что в Гераклее, подобно тому, как это было в Риме, древний сословный антагонизм, не разрешившийся в ранний период радикальной революцией, с течением времени мог принять характер более широкого классового антагонизма. Иными словами, борьба землевладельческой знати с городской демократией могла трансформироваться в борьбу знатной и богатой верхушки полиса с массой простого народа, страдавшего от безземелия, неустроенности и долгов,
И последнее. Не следует забывать, что развитие социального конфликта совершалось в Гераклее в условиях сложной внешнеполитической обстановки. Жизненные интересы Гераклеи требовали непрерывного напряжения сил и, вопреки тенденциям внутреннего развития, консолидации общества для противодействия нажиму туземных племен и персидских сатрапов, с одной стороны, и для борьбы с торговыми и политическими конкурентами в Причерноморье — с другой. Развитие новой смуты в 60-х годах IV в. оказалось осложненным неприятностями сразу с обеих сторон: к затянувшемуся конфликту с Боспором грозила добавиться новая война, теперь уже на самом азиатском материке, ввиду открывшихся стремлений Митридата, сына сатрапа Геллеспонтской Фригии Ариобарзана, сделать Гераклею своим доменом (Justin., XVI, 4, 7 слл.; ср. Suidas, s.v. Κλέαρχος).
Вот эта своеобразная комбинация древних сословных распрей, нового классового антагонизма и внешних осложнений и определила сложный характер обстановки, породившей гераклейскую тиранию. Соответственно и сама эта тирания должна была отличаться существенным своеобразием. Априори мы можем ожидать здесь сплетения самых разнообразных черт социальной диктатуры, цезаристского режима и «национальной» монархии.
ЗАКЛЮЧЕНИЕЗавершая обзор становления классового общества, города и государства у древних греков, отметим еще раз, в общей форме, главные особенности как самого исторического процесса, так и его конечных результатов. Рождение цивилизации у греков свершилось не вдруг, не в результате одного резкого качественного скачка, а долгим и трудным путем. Фактически оно произошло в два этапа: на первом —микенском — движение завершилось катастрофой, но достижения этого этапа не пропали совершенно и послужили основанием для более стремительного и успешного продвижения во второй раз, в век архаики. При этом, по крайней мере здесь, на второй стадии, развитие протекало в острой внутренней борьбе. Проснувшись от летаргии Темных веков, греческое общество решительно покончило с наследием прошлых эпох, с пережитками микенского (традиции авторитарной монархической власти) и еще более древнего родового строя (засилье знати). Переход — теперь уже окончательный — на стадию цивилизации свершился в ходе подлинной социальной революции, важнейшей движущей силой которой был демос — широкая народная группировка, сумевшая сломить сопротивление цеплявшейся за свои наследственные привилегии родовой знати и построить новое, гражданское общество.
