Кэтрин была вне себя; она видела, какое потрясение испыталапри виде Эндрю сестра, и готова была убить того за подлость и обман. Но тут жеона ощутила свою полную беспомощность — состояние, совершенно ейнесвойственное.
Энн же испытывала иные чувства: ею овладело странноеспокойствие. Момент сомнения в Эндрю минул так же быстро, как и пришел. Оналюбила этого человека и до того, как сможет поговорить с ним, воздерживаласьделать далеко идущие выводы.
Время для пленниц тянулось невыносимо медленно. Помимовынужденного одиночества и ожидания худшего, им, уставшим с дороги, непредложили ни воды, ни пищи, а между тем голод и жажда давали знать о себе всесильнее.
Эндрю с трудом переносил происходящее. Будь его воля, он бынемедленно бросился к Энн, но приходилось играть свою роль, не давая изменникамни малейшего повода для подозрений. Он знал, что пленниц не кормят и не поят, идогадывался об истинных планах, которые строили в их отношении Дуглас иФлеминг. Оставалось ждать удобного момента, а время шло, приближалась полночь.
Дуглас, Флеминг и Крейтон засиделись за поздним ужином, ивино по случаю встречи лилось рекою. Эндрю пришлось выпить и слегка захмелеть,но он добился того, что к концу пиршества его собутыльники лыка не вязали. Дляпобеды над Донованом Мак-Адамом нужен был острый ум, трезвость и хладнокровие,а завтра утром оба благородных лорда благодаря Эндрю едва ли смогутпродемонстрировать эти качества.
Убедившись, что Флеминг и Дуглас не в состояниисамостоятельно подняться со стульев, Эндрю встал, пошатываясь и изображаякрайнюю степень опьянения.
— Про-ошу прощения милорды, но голова идет кругом. Пожалуй,я пойду и сосну, а то как бы не пришлось мне встречать рассвет под столом.Утром я в вашем распоряжении.
Дуглас, миловавшийся с молоденькой служанкой, которая имеланеосторожность слишком близко подойти к нему с кувшином вина, засмеялся:
— Отыщите себе постель помягче, друг мой.
Эндрю притворно улыбнулся, затем, выписывая вензеля, добрелдо двери и уцепился за ручку. Закрыв за собой дверь, он быстрой и решительнойпоходкой направился через двор к камере, где, как он узнал, находилась Энн.Ключ хранился у стражника, наблюдавшего сразу за обеими камерами, которыерасполагались друг напротив друга. Он сидел на громоздком табурете, спинойприслонившись к каменной стене, и дремал, когда перед ним появился Эндрю,который вновь притворился пьяным, и стражник с облегчением перевел дух; видхватающегося за стены англичанина вызвал у него подобие иронической улыбки.
— Изволили чуть перебрать, сэр, — с укоризной сказалон.
— Да... совсем чуть-чуть, — со смешком откликнулся Эндрю иикнул. — Но я очень даже вполне... Отопри-ка дверь. Я хочу навестить этумилашку Энн Мак-Леод.
При виде сомнения на лице тюремщика Эндрю вновь рассмеялся:
— Все в порядке, лорд Дуглас все знает и дал добро. Мыдоговорились, что будем пользоваться ею поочередно; лорд Дуглас человек широкойдуши и никогда не страдал жадностью. Маленькая проба товара не пойдет во вред.Он еще успеет затащить ее в постель и взять в жены, если она ему понравится. Ана сегодняшнюю ночь у него несколько иные планы, так что мой коротенький визитне испортит ему настроения.
Он подмигнул стражнику.
— Не тревожься, если услышишь шум. Сам понимаешь, деломолодое, но за меня можно не беспокоиться, я с ней управлюсь.
К облегчению Эндрю, солдат вынул ключ из кармана и отпердверь. Эндрю вошел внутрь и услышал сзади звук опускаемой щеколды. Он постоялна месте, привыкая к темноте, и поднял голову.
Энн словно застыла посреди камеры; они встретилисьвзглядами, и в комнате воцарилось тяжелое молчание.
Кэтрин пыталась рассуждать трезво, не давая воли страху ипрочим чувствам. Тюремщики отказались поведать о своих планах, но она быладостаточно умна, чтобы понимать, что ждет впереди.
Если ее похитили, чтобы связать руки Доновану, то вперединаверняка ждут новые сюрпризы. Самое неприятное произойдет тогда, когда негодяипоймут, что им не удастся использовать сестер в качестве наживки.
У Кэтрин появилась масса времени, чтобы обдумать своипроблемы, в том числе и супружеские.
Да, она любит мужа. Она может отрицать это перед кем угодно,но не перед собой. Донован, с горестью подумала она, сумел овладеть той частьюее души, которая до сих пор никому не принадлежала. Но страсть былаединственным, что он соизволил ей дать, надежд на будущую жизнь в любви не было и нет, и осознание этого ранило молодую женщину до глубиныдуши.
Что ее тюремщики станут делать, если Донован откажется сними торговаться? Что они предпримут, когда станет ясно, что их попытки повлиятьна короля провалились? На что они вообще способны, если их вовремя неостановить? То, что они предали короля и страну англичанам, ясно из присутствияЭндрю. Но как далеко они зашли в своей измене? И что они замыслили в отношенииЯкова? Сердце Кэтрин отчаянно стучало. Неужели они способны на все, вплоть доубийства?
Прекрасно осознавая безвыходность своего положения, Кэтрин,тем не менее, не могла смириться с мыслью о возможности гибели Донована. Ейнелегко далась ее любовь, но гораздо болезненнее для Кэтрин было бы еелишиться. Ей не раз приходилось оставаться одной, но впервые в жизни онаощутила одиночество, и вкус его оказался горек. Однако, как бы то ни было,любовь к Доновану жила в самом дальнем, скрытом от посторонних глаз уголке еесердца, ибо признать чувство, владевшее ею, означало капитуляцию — а это для нее было труднее всего на свете.
Эндрю стоял, не шевелясь и не решаясь что-либо сказать, ибобоялся, что неосторожное слово или действие убедит Энн в том, что ондействительно предатель, причастный к ее похищению. Облизнув пересохшие губы,он решился наконец прервать затянувшееся молчание.
— Энн, — прошептал он хрипло и запнулся, не находяслов для продолжения.
Но Энн не надо было ничего объяснять, а тем болееоправдываться перед ней, — слишком велики были ее вера и любовь к Эндрю.Не говоря ни слова, она упала в объятия любимого. Горло у него перехватило.Стиснув девушку руками, он раскачивал ее, как ребенка, испытывая невероятноеоблегчение.
— Ах, Энн... любовь моя! Я думал, что никогда уже не смогутебя обнять!
Подняв ее подбородок, он целовал любимую в губы еще и еще,он целовал ее лоб, щеки, глаза и вновь припадал ко рту, словно черпая из неежизнь и силу. Энн в блаженном забытьи прижималась к нему, и слезы счастья отвозможности вновь быть рядом с любимым текли по ее щекам.
Спрятав ее лицо на груди, Эндрю шептал:
— Ты поняла, поверила, что я не мог тебя предать? Что всесказанное мною раньше — правда?
— Да, Эндрю, я это знаю, потому что знаю твою душу и твоесердце. Я знаю и то, что люблю тебя сейчас так же, как любила раньше.
