То был не страх, а благоговение, смешанное с восхищением. Не отвращение, а… Что? Потребность? Стремление, да, что-то вроде страстного стремления, от которого у меня сосало под ложечкой и учащался пульс. Тоска по тому, что я потеряла. Все эти годы нервозность – это был не ужас перед неизвестным, а возрождение в душе далекого-далекого воспоминания. Памяти, которая должна была передаваться из поколения в поколение, но была утрачена, искажена в самом начале пути.
Она ничего не видит в воде под собой. Не осознает, что рядом есть кто-то еще. Первое, что она ощущает, – это давление на спину, толкающее ее вверх сквозь темную толщу воды. Тильда чувствует: ее сознание находится в состоянии свободного падения, она вот-вот лишится чувств, и поэтому ей не под силу понять, что с нею происходит. Она смутно сознает только одно – что-то выталкивает к свету дня. И оно очень, очень сильно. Мгновение спустя Тильда оказывается на поверхности, поднятая большой волной. Ее горло горит, и она кашляет и кашляет, отплевываясь, избавляясь от воды, которую вдохнула, погрузившись в озеро. Она начинает неистово колотить руками и ногами, боясь, что снова уйдет на дно, но понимает: сидит на чем-то, поддерживающем ее, не дающем утонуть. Тильда вытирает глаза и пытается определить, что же несет ее к берегу. Она инстинктивно пытается ухватиться за то, на чем сидит, и с удивлением ощущает под пальцами теплую упругую плоть, а впереди видит шею какого-то огромного существа. Оно поднимает из воды голову и, перебирая мощными конечностями, кончающимися перепончатыми лапами, грациозно и легко плывет в сторону мелководья.
Аванк! Боже, это Аванк!
Если бы Тильда не была потрясена, если бы после схватки с призраком так сильно не болело замерзшее тело, а после пережитого ужаса все ее существо не изменилось, она могла бы сейчас рассмеяться, сочтя, что сошла с ума. Но у нее не осталось сил на столь разумную реакцию. Она может только соскользнуть со спины великолепного чудища и на четвереньках выползти с мелководья на берег. Когда Тильда оборачивается к озеру, кашляя, с раскалывающейся головой, чувствуя, что готова лопнуть от переполняющей желудок воды, она успевает лишь на краткий миг увидеть хвост Аванк, уходящий в глубину.
Сирен
Видению предшествует сон.
Во сне я лежу в объятиях принца в его резной кровати с шелковыми занавесками, в большом зале горит огонь, и никто не мешает нам, не говорит, что так не должно быть. Вдруг до нас доносятся шум, топот, крики. Громкие голоса звучат все испуганнее, все настойчивее.
Я сажусь, разбуженная чувством надвигающейся угрозы, и осознаю, что нахожусь в собственном маленьком доме, в центре которого горит небольшой огонь, рядом со мною спит мое годовалое дитя. И тут место сна занимает видение. Незваное и нежданное, оно является мне, полное ярких цветов и оглушительных звуков. Ясное и четкое, как никогда. Великое множество вооруженных до зубов воинов врывается в долину через перевал. Они окружают озеро и осыпают остров тысячами стрел. Они направляют коней в воду и плывут ко дворцу. Многие из них погибают, сраженные копьями и стрелами защищающихся людей Бринаха, но численность нападающего войска огромна: их тысячи, они скачут к озеру меж холмов, не останавливаясь, мчатся по телам убитых товарищей и их окровавленных еще теплых коней.
Я вскакиваю, заставив Тануэн проснуться, и она трет кулачками глазки, чтобы увидеть, что же так встревожило ее мать. Видение рассеялось, но мое сердце полно ужаса. То, что явилось мне, – это не туманная картина далекого будущего. Опасность близка. Она почти у дверей.
Я накидываю на плечи плащ, закалываю его булавкой и, взяв Тануэн на руки, выбегаю из дома. Ночь тиха и тепла. Луна сидит на вершине холма за нашими спинами. Ее серебряные лучи освещают наш путь, и моя тень мчится впереди меня, пока я со всех ног бегу на остров. К принцу. Но, боюсь, я опоздала. Я чувствую – опасность очень близко и знаю – скоро землю сотрясет топот тысяч боевых коней.
Воин, охраняющий мостки, ведущие на остров, смотрит с изумлением, как я проношусь мимо, но не пытается меня остановить. Задыхаясь, я подбегаю к двери в большой зал. Ее охраняют два воина.
– Прочь с дороги! – кричу я. – Разбудите принца!
Но эти двое не готовы позволить женщине с безумным взором ворваться в жилище их господина, как бы они втайне меня ни боялись. Хотя им известно, кто отец ребенка, которого я держу на руках.
– Постой, Сирен Эрайанейдд. – Тот из воинов, что посмелее, преграждает мне путь, держа в руках копье. – Что тебе надобно от принца Бринаха? Скажи мне, и я передам. – Говорит он вежливо, явно пытаясь меня задобрить.
Я подхожу к нему ближе, так что мое лицо оказывается в трех дюймах от его лица, когда я начинаю говорить. Воин пытается отвести глаза, но не может этого сделать. А спрятаться ему негде.
– Скажи ему, что королева Мерсии нарушила свое слово. Скажи, чтобы он призвал всех своих людей к оружию. Скажи, что к озеру Сайфаддан приближается смерть, скачущая на быстрых конях. Скажи, что она уже здесь!
Он колеблется, ибо не чувствует того, что чувствую я. Он смотрит на своего товарища и, видя на его лице страх, все-таки решается.
– Подожди здесь, – говорит воин и торопливо входит во дворец.
Я слышу голоса, шаги, лязг оружия, и вот наконец появляется принц. Лицо его мрачно – у него достаточно ума, чтобы не сомневаться в моих словах.
– Сколько у нас осталось времени? Когда они нападут?
Теперь, когда принц стоит передо мной, мое сердце пронзает боль: я знаю, что его ждет. Хотя я не могу смириться с этой мыслью, не могу заставить себя поверить, что все так и будет, я знаю, что провидела его смерть. Что я могу ему сказать? На что я гожусь, если не смогла уберечь его?
Он видит, что говорят мои глаза, и больше не задает вопросов. Принц приказывает воинам защищать палисад, посылает людей разбудить всех, кто способен рубить мечом или стрелять из лука. Он посылает двух разведчиков наблюдать за перевалом, потом велит изрубить ведущие на остров мостки.
Дверь снова отворяется, и из дворца выходит Венна, встревоженная криками и серьезностью, с которой муж отдает приказы.
Повернувшись ко мне, Бринах сжимает мою руку.
– Сирен, возьми ребенка и покинь остров. Схоронись глубоко в лесу.
– Но, мой принц…
– Не спорь! Сейчас не время перечить. – Он на мгновение закрывает глаза, а когда смотрит на меня опять, я вижу: в них блестят слезы. – Возьми нашего ребенка. Сохрани ее. И, Сирен… – Прежде чем отпустить мою руку, он бросает взгляд на жену. – Возьми с собой принцессу Венну.
Когда я изумленно ахаю, он тихо продолжает:
– Я поручаю ее тебе, а тебя ей. Сделай это ради меня.
Я киваю. Я не могу сейчас говорить – мое сердце разрывается. Бринах целует румяную щечку Тануэн, потом поворачивается и быстро уходит, чтобы выполнить долг государя, даже зная, что дело его проиграно.
Мы трое бегом покидаем остров, слыша, как за нашими спинами мужчины топорами рубят дощатые мостки. Через несколько мгновений проход на остров исчезает. Бринах и его воины остаются на острове, жители деревни прячутся в большом зале, и те и другие готовы отразить нападение. Долгие годы такая тактика оказывалась лучшим способом обороны. Так принц отражал атаки войск других владык, падких до наживы разбойников и даже забредших в наши края отрядов викингов. Но я знаю – на сей раз все будет по-другому. Войско, которое уже сейчас, сотрясая землю копытами своих коней, врывается в долину через перевал, слишком велико. Наша оборона будет сметена. Я знаю это, и мой принц тоже.
