Такая политика обновления кадров со стороны не нова: в древнем Риме и Византии в период спада ее использовали очень широко. Так, с III века римские императоры были исключительно из других этносов, что помогло продлить существование империи на двести лет.
Строки О. Шпенглера в «Закате Европы»: «Умирая, античный мир не знал, что умирает…. Но наш дар — дар предвидения своей неизбежной судьбы. Мы будем умирать сознательно, сопровождая каждую стадию своего разложения острым взором опытного врача», — могут быть эпиграфом к состоянию Европы как XX века, так и нынешнего. Своеобразным ответом на энергетическое охлаждение европейской цивилизации после Первой мировой войны стали «пассионарные» течения авторитарного образца — большевизм, итальянский фашизм, германский нацизм. Они и впрямь стряхнули с Европы сонливость и способствовали обновлению западных демократий. После разгрома фашизма, в Италии, ФРГ и Японии нашли другие способы пассионарной (энергетически-активной) мобилизации нации. Научно-техническая революция и экономическая экспансия оказались более эффективным и бескровным средством создания силы, чем «национальные» и классовые революции. Но эти факторы начинают выдыхаться и деградационные процессы возобновили свою разрушительную работу.
Диктатура и репрессии не подходят современному западному обществу. Но если в обществе проступила ржавчина деградации, то, что можно сделать для ее блокирования? Это открытая научная и политикопсихологическая проблема. Ее сложность определяется не только возможностью оспорить любые предлагаемые меры (в гуманитарной сфере, в отличие от естественных наук, нет четких критериев «плохого-хорошего», действенного и малоэффективного), но и нежеланием зависимой от деградантов части общества признать наличие самого процесса деградации. Но если даже общественность согласится, что такие процессы идут, то как выработать программу по их лечению? Ведь единого мнения по таким «смутным» вопросам достичь никогда не удастся.
Необходимо особо отметить, что борьба с деградацией может стать предлогом для неблаговидных целей. Так, в XX веке первыми в Европе провозгласили борьбу с деградацией германские нацисты. Заявив о существовании проблемы качества народа и производных от этого качества общественных и государственных институтов, включая мораль, семью, искусство, национальную психологию, нацисты стали решать проблему за пределами гуманизма, путем создания расы «сверхчеловека» и истребления «неполноценных». И ведь практика поначалу, вроде бы, свидетельствовала об их правоте. С Германией случилось форменное чудо. Всего за шесть лет своего правления Гитлер восстановил экономику и воссоздал сильные вооруженные силы, захватил без единого выстрела Австрию и Чехию, с легкостью разгромил Францию и поставил на грань поражения Великобританию и СССР. Деяния из цикла «этого не может быть, но случилось». Возник нацистский соблазн, которому поддались такие деятели культуры, как Нобелевский лауреат норвежский писатель Кнут Гамсун или талантливый кинодокументалист Лена Рифеншталь. Но, возрождая нацию, гитлеровцы запустили другой процесс деградации — деградации человеческого в человеке. Такое общество, укрепись оно, также стало бы тупиковой цивилизационной ветвью, подобно империям ацтеков или инков.
О возможности столкнуться с деградацией и неадекватными мерами по их решению в западном социуме говорится давно. В литературе и кино обсуждение имеет почтенную традицию, чаще всего выражаемую в жанре антиутопии. Суть произведений данного жанра — доведение некоей неблагоприятной тенденции до логического конца, «до упора». Обычно описывается тоталитарное государство, где диктатор или кучка олигархов, маскируют свою деспотическую власть изощренной демагогией, управляя бесправным народом, науськивая его на мнимых врагов (Д. Оруэлл «1984», А. и Б. Стругацкие «Обитаемый остров» и т. д.).
Фантасты выявили многообразие угроз человеческой цивилизации, но не пути их решения. Казалось бы, альтернативой являются социальные утопии, и они появлялись (например, «Туманность Андромеды» Б. Ефремова и много других книг из советской фантастики). Но в отличие от антиутопий, такие утопии быстро стареют и переходят в разряд «детских» мечтаний. Реальная жизнь упорно не хочет приходить в состояние благостного равновесия.
Утопии приходят в противоречие с динамическим типом обществ, которые не способны пребывать в равновесии. Иное дело статичные, «традиционные», социумы. Для них характерно равновесие: с природой, с обществом, оттого там столь редки самоубийства. Потому утопии, созданные для таких обществ, оказались более интересными. К ним относятся книги Ж.-Ж. Руссо, Г. Торо («Уолден, Жизнь в лесу»). Одна из известных утопий последнего времени — фильм Д. Кэмерона «Аватар». Хотя в фильме и не показана истощенная Земля, но это подразумевается. Поэтому земляне послали на обитаемую с нетронутой природой планету Пандора экспедицию по добыче важных для нее ископаемых. Столкновение с аборигенами, живущих в полной гармонии с окружающим их миром, раскалывает пришельцев на тех, кто поддерживает экспансионистскую политику родины и тех, кто берет сторону туземцев и готов остаться на благодатной планете. Вот только возврат в «золотой век» есть откат к цивилизации лука и пещерного огня. И это уже было, когда иссякла энергия античности и европейцы вернулись к сельской идиллии и неразвращенной культуре. Однако этот период историки почему-то называют «темным средневековьем». Да и критики технической цивилизации сами не спешат переселяться в хижины с удобствами во дворе, в жизнь без электричества, с медициной знахарей, поэтому любование антимашинной цивилизацией не много стоит. Можно пожить в согласии с природой где-нибудь на островах Полинезии или отрогах Алтая, понимая, что всегда можно вернуться в мир комфорта, пенсионного обеспечения и демократии, но это не решает проблемы цивилизации в целом.
Прежде всего надо понимать, к какому типу общества прикладываются утопии. Да, традиционный социум — общество социально сбалансированное. Причина сбалансированности — необходимость выживания в потенциально враждебной природной и межэтнической среде. Но согласие с природой достигается за счет укрощения потребностей, что восхищает любителей гармонии с природой. Однако жестко контролируются не только потребности, но дозируется творчество. Творчество ведь категория энергетическая., импульсная, «неэкономная», и потому строго регламентируется. В экономике и искусстве важнее стабильность, а не мобильность, поэтому незыблемость традиции стоит на первом месте.
Современное («западное») общество относится к динамическому типу, для которого творчество не прихоть, а условие развития. Как динамическая система, оно может нормально функционировать только в ситуации постоянного обновления — производства, транспорта, средств связи, идей. Это предполагает высокую социальную мобильность, а также постоянную экспансию, включая эксплуатацию максимального числа элементов природы. Возврат к «золотому веку» означает не только прекращение прогресса, глушение творчества, но и переформатирование цивилизационной матрицы. Произвести такую операцию можно только в случае разгрома западной цивилизации. Либо она сама должна деградировать до уровня традиционного общества. Но что означает откат динамической системы к стабильной можно увидеть на примере античной цивилизации. Поэтому возвращение в «золотой век», как средство борьбы с деградацией, есть реакционная утопия. Динамическая система может существовать только двигаясь вперед, решая в пути свои проблемы совершенствуя одни механизмы, отказываясь от безнадежно устарелых, и конструируя новые.
